стану ключевой фигурой в их маркетинговой стратегии, и они будут прикладывать 
все возможные со своей стороны усилия, чтобы команда развивалась, к тому же я 
видел, как они были рады, что я оказался с ними на одном борту, это придало мне 
дополнительное чувство уверенности. Но, главное, у меня был шанс стать первым 
пилотом, выигравшим гонку за рулем Jordan.
Всем этим доводам сопротивляться было невозможно, и, после месяцев метаний 
между «за» и «против», решение было принято — я хотел оказаться за рулем Jordan,
 и я позвонил Эдди, чтобы сообщить ему хорошие новости. После этого утрясание 
последних деталей контракта было делом техники, и вот мы уже сообщаем миру 
новость сообщение о нашей помолвке.
Это решение меня радовало. Я потратил уйму времени, взвесил все альтернативы и 
пришел к логическому ответу. Это решение было хорошим, поскольку я испытывал 
уверенность в том, что оно сделает меня счастливым. Оно мне казалось правильным.




2. Ожидания

В начале очередного сезона каждый участник чемпионата верит в то, что удача 
повернется к нему лицом. Это часть ритуала. Ты предвкушаешь встречу с новой 
командой или ожидаешь новых сражений и новых соперников. Даже если ты понимаешь,
 что не сможешь бороться за победу в чемпионате мира, то ставишь перед собой 
собственные цели. С момента подписания контракта с Jordan, моя цель была 
очевидна. Я хотел стать первым парнем, выигравшим Гран-при на машине Эдди, и 
мне хотелось вернуться в число тех, кто сражается в первых рядах.
Впрочем, ожидания порой могут превратиться в довольно тяжкую ношу, поскольку 
они накапливаются с момента завершения предыдущего сезона, словно снежный ком. 
С тех пор, когда каждый хлопал Жака по спине и выражал негодование по поводу 
тактики Михаэля в Хересе, с новостями было не густо, если не считать таковыми 
прогнозы о том, что может случиться в 1998 году. И никого не смущало, что 
точных фактов было очень немного.
Но в разговорах о наступающем сезоне Пресса неизменно затрагивала один и тот же 
вопрос, одну и ту же личность — моего нового напарника по команде, брата 
Михаэля Шумахера, Ральфа.
И эта конфронтация интересовала не только журналистов. После всех тех сражений, 
что были у меня с Михаэлем в последние годы, я, как и все, был неуверен в том, 
насколько хорошо сложатся мои отношения с Ральфом, и это несмотря на то, что с 
самого начала я твердил, что не жду никаких проблем. На самом деле я не знал 
чего ожидать. Единственное, что я знал точно — у Ральфа сложилась репутация 
быстрого гонщика.
В 1997 году он доказал, что может быть быстрым, и на старте своего второго 
сезона считался талантливым новичком, одним из лучших в новом поколении. 
Единственной его проблемой было прохождение первого круга, где он совершил 
несколько ошибок и вылетел в гравий. Классическая ошибка молодого, горячего 
пилота, и, если не брать это в расчет, то выглядел он весьма неплохо.
Каким-то образом Ральф заработал репутацию высокомерного человека, такого, с 
кем трудно ужиться. Несомненно, в предыдущем сезоне у него возникали проблемы 
при налаживании нормальных рабочих взаимоотношений с Джанкарло Физикеллой, 
поскольку оба выступили в начале того сезона с публичными обвинениями, и позже 
так и не смогли преодолеть возникший между ними барьер. На мой взгляд, их 
проблемы явились результатом объединения в одной команде двух талантливых, 
быстрых пилотов, каждый из которых отчаянно пытался одержать верх — однако 
множество людей твердило, что и со мной Ральф будет столь же холоден. Прелюдия 
была крайне интригующей, но мне хотелось составить о новом напарнике 
собственное представление. В Формуле-1 очень важно обладать собственным 
взглядом на вещи и следовать своей интуиции. В любой момент найдется множество 
людей, советующих вам, что говорить, что делать и что думать, но вы должны 
оставаться самим собой. И я сделал все от себя зависящее для того, чтобы наши 
отношения с Ральфом начались с чистого листа.
Я решил для себя, что выбор Jordan для продолжения карьеры станет прекрасным 
вызовом, и одной из первых задач станет налаживание отношений с командой и с 
Ральфом. Уход Герхарда Бергера на пенсию в конце предыдущего сезона означал, 
что я становлюсь самым возрастным пилотом в Формуле-1, и что я противопоставил 
себя одному из лучших молодых гонщиков. Переход был рискованным, но, по крайней 
мере, мне предстояло узнать, как на моих выступлениях будет сказываться мой 
возраст. Если Ральф порвет меня в лоскуты, что ж, это станет весьма прозрачным 
намеком на то, что пробил мой час повесить шлем на гвоздь.
Это был вызов из тех, что мне по душе! На карту была поставлена моя репутация, 
но тем не менее существовала большая вероятность того, что мы сработаемся, и, 
если я выиграю первую гонку за Jordan, то для меня найдется местечко в Книге 
Рекордов. Все это выглядело здорово, однако даже по прошествии нескольких 
недель, я никак не мог выкинуть из головы тот факт, что мне никак не удается 
избавиться от мыслей о моем напарнике по фамилии Шумахер.
Мне приходили в голову варианты, когда я бы боролся с Михаэлем за позицию на 
трассе или даже бросал ему вызов за лидерство в гонке. Ральф обладал 
конфиденциальной информацией о наших машинах и гоночной тактике, а это не те 
сведения, которые ты бы хотел видеть переданными сопернику. Михаэль и Ральф — 
братья, и мне было трудно не беспокоиться по поводу того, что он начнет 
выдавать ему наши секреты. Станет ли он это делать? Будет ли Михаэль вытягивать