И хотя Рон с гордостью заявляет о том, что он никогда не выделяет одного 
гонщика в угоду другому, у меня на этот счет сложилось иное мнение: если я буду 
гоняться за его команду, то буду вторым номером Хаккинена. Этого я никоим 
образом принять не мог.
Я ничего не имею против Мики. Он — очень быстрый гонщик, огромного таланта, и 
мне было бы очень приятно оказаться с ним в одной команде, но только не на 
второстепенных ролях. К моменту переговоров с Роном о переходе в McLaren в моем 
послужном списке была 21 победа в гонках Формулы-1 плюс Чемпионский титул; на 
счету Мики не было даже победы, но именно он должен был получать больше денег. 
Это в моей голове не укладывалось.
Еще одним настораживающим моментом было то, что Рон не загадывал дальше, чем на 
год. Я понял это таким образом, что меня берут погреть место для Михаэля 
Шумахера, а к этому я также не чувствовал ни малейшей предрасположенности.
Помимо всего прочего, у меня появились предчувствия, что на самом деле ему не 
хочется терять то, что у него уже есть. Я в поте лица пытался заполучить это 
место, но, не думаю, что по причинам маркетингового характера, а так же в силу 
личной лояльности, ему так уж хотелось менять гонщиков. Mercedes, поставлявшему 
моторы, и West, главному спонсору McLaren, нравился имидж Девида Култхарда и 
Мики Хаккинена, и мне даже как-то сказали, что эта пара находится у Mercedes в 
таком почете, поскольку они выглядят настоящими немцами! С этим я ничего 
поделать не мог — это просто одна из тех «странных, но правдивых» историй, 
которыми так полна Формула-1.
Чем больше я размышлял об этом, тем больше понимал, что Рон просто хочет 
создать впечатление, что он вел со мной переговоры, а именно я расстроил сделку.
 Рон сделал мне предложение, зная, что я не смогу его принять, и, когда я 
действительно от него отказался, ничто не мешало ему пожать плечами и свалить 
все на меня. Чтобы вы о нем ни думали, никто не станет отрицать, что безусловно 
Рон Деннис — один из самых ловких игроков на рынке Формулы-1.
Эдриан Ньюи, человек, вслед за которым я хотел перейти в McLaren, со своей 
стороны также уговаривал команду встать на сторону Хилла, но настало время дать 
отбой. Эдриан только недавно появился в команде, и мне не хотелось ставить его 
в ситуацию, когда ему пришлось бы рисковать своей карьерой. У меня с этой 
командой отношения не сложились, но у Эдриана все еще оставались прекрасные 
перспективы и, как я и предполагал, он отлично потрудился над созданием своего 
первого McLaren.
Так что вот так. Я сказал Рону, что не могу принять его предложение, и он не 
выглядел удивленным. Мне не хотелось приступать к работе в команде на столь 
слабых позициях, и, хоть я и подвергся критике за свое решение, мне за него не 
стыдно. Если бы я перешел в McLaren, я не был бы счастлив, и у меня не было бы 
отношений, построенных на доверии, столь необходимых любому пилоту. Я потратил 
столько времени, пытаясь попасть в эту команду, и провел столько переговоров, 
настроил столько воздушных замков, но настало время положить этому конец. Тем 
не менее, после звонка Рону Деннису, я положил телефонную трубку и произнес: 
«Хилл, что ж ты наделал?»
Итак, передо мной все еще предстояла проблема выбора команды, и решение должно 
было быть взвешенным. Теперь, когда вариант с McLaren отпал, у меня в запасе 
все еще оставалось несколько достойных рассмотрения предложений. Sauber 
предлагал мне солидные условия, но их машина не казалась мне достаточно хорошей,
 и их я исключил первыми. После этого осталось три варианта — Уокиншоу, Джордан 
и Прост. У Тома все еще не было хорошего мотора, так что он тоже отпадал, и, 
таким образом, я все больше и больше склонялся к тому, чтобы остановиться на 
команде Алена. В самом деле, я был очень близок к тому, чтобы оказаться у 
Проста, поскольку Ален был мне симпатичен, и мое уважение к нему было 
безграничным. У них были покрышки Bridgestone, мотор Peugeout, обе составляющих 
в теории выглядели прекрасно, и поэтому они смотрели в следующий сезон с куда 
большим энтузиазмом, нежели в тот момент, когда Ален только присоединился к 
команде.
Впрочем, передо мной стояла одна очень большая проблема. Я чувствовал себя 
крайне неуютно от мысли, что окажусь единственным «англикашкой» во французской 
команде, и, когда я высказал эти беспокойства Алену, он не предоставил мне 
никаких гарантий в том, что мои страхи необоснованны. Может, я параноик, 
поскольку наверняка все люди в команде Prost — хороших качеств, но, поверьте, 
поварившись в соку Формулы-1, впредь проверяешь каждый аспект предстоящей 
сделки. Я взвесил все эти соображения, и понял, что не буду чувствовать себя 
комфортно.
Ален был очень расстроен, о чем он поведал в различных интервью, включая 
«Франс-Пресс». Меня его поведение сильно удивило, поскольку я не ожидал, что он 
будет настолько уязвлен, и что он покажет это настолько публично. Мы были 
напарниками по команде, и к нему я испытываю глубокое уважение, но он не должен 
был вести себя так некорректно. От этой истории у меня на душе остался 
неприятный осадок.
Помимо всего прочего, что было наговорено журналистам, он вытащил на свет 
старую байку о том, что меня интересует только денежный аспект. При разговоре 
обмолвиться об этом легче простого, и прозвучит это, словно он стоит на очень 
высоких моральных позициях, а я — эдакий любитель золотишка. По сути дела, Ален 
неверно изложил факты. Его слова не находят подтверждения, поскольку между 
предварительным гонораром, который предлагал мне он, и тем, что я получил от 
Эдди, существовала очень небольшая разница. И оба они предлагали мне много 
меньше Питера Заубера, и контракт Алена едва дотягивал до половины той суммы, 
что предложил мне Том. Так что не надо пытаться все объяснить, глядя лишь на