контактировал с Роном Деннисом, пытаясь выяснить, найдется ли для меня местечко 
в команде.
В Формуле-1 практически невозможно хранить что-либо в тайне, и прошло не так 
много времени, прежде чем стало известно, что я свободен. И вскоре ко мне 
выстроилась очередь из представителей команд, и я получил массу предложений о 
сотрудничестве. Единственная проблема заключалась в том, что среди них не было 
McLaren.
К тому времени стало понятно, что развитие Arrows движется недостаточно 
быстрыми темпами, чтобы предоставить мне шанс побеждать в следующем сезоне. Это 
стало ясно в тот момент, когда Тому не удалось заполучить мотор Honda. Долгое 
время он рассчитывал на совершение сделки, но его опередила другая команда — 
Jordan.
Поскольку я отклонил предложение Эдди Джордана в 1997 году, я поддерживал с ним 
контакт. Со мной связывались и Ален Прост, и Питер Заубер, но моей основной 
целью оставался McLaren, поскольку я осознавал, что именно там смогу побороться 
за титул. И в самый разгар этих дискуссий случился Гран При Венгрии.
Для меня эта гонка сложилась фантастически — когда практически все случается 
так, как ты этого желаешь. Я хорошо квалифицировался, на старте проскочил на 
второе место, затем обогнал Михаэля Шумахера, и после этого мне оставалось лишь 
добраться до финиша. Я проходил круг за кругом, меня охватывали феерические 
чувства, и все шло к тому, что я принесу Arrows его первую победу. Но тут, за 
несколько миль до клетчатого флага, заклинило коробку передач.
Я все же финишировал вторым, оказавшись в лучах всеобщего внимания. Для меня 
это был момент славы, пик всего сезона. Фактически, и для Arrows это явилось 
кульминацией их карьеры, совпавшим с моментом, когда мне настало время выбирать,
 по какому пути я двинусь дальше. Я ждал, как отреагирует McLaren, все еще 
надеясь, что нам удастся договориться и положить конец царившим спекуляциям.
В то же самое время мне предстояло подумать над тем, что ответить другим 
командам, поскольку от них поступали хорошие предложения, и таким образом я 
подвис в неопределенном положении, ожидая, когда же McLaren постучится в мою 
дверь.
Когда вы пытаетесь разрешить подобную ситуацию, проблема заключается в том, что 
в итоге вы можете оказаться вообще без какого-либо удобного фундамента для 
переговоров. Необходимо иметь какие-то альтернативные варианты, и именно с этой 
опасностью я и столкнулся. Если я скажу другим, что не заинтересован в их 
услугах, Рон мог бы дождаться, пока все остальные места окажутся занятыми, и 
потом сделать мне предложение. Он знал, что мне хочется попасть в его команду, 
и он мог на этом сыграть, откладывая свое решение, и отыгрывая мою карту против 
других гонщиков, которых он хотел видеть в своей команде. А я мог остаться 
вообще не у дел.
Было понятно, что мне надо каким-то образом оказывать на него давление, и это 
означало, что для меня наступило очень непростое время, ведь я осознавал, что 
окно открывшихся возможностей будет открыто не так и долго. Из других команд ко 
мне поступали фантастические предложения (я мог остаться и в Arrows), но мне, 
естественно, хотелось оказаться в самой конкурентноспособной команде.
Потом случилась Венгрия, после которой начальники практически всех команд сочли 
своим долгом позвонить мне. Последним был Эдди, связавшийся со мной на четыре 
дня позже всех. Первым делом я сказал ему: «Ты позвонил последним». Он ответил: 
«Не думал, что у меня есть какой-либо шанс тебя заинтересовать». По крайне мере,
 мы начали разговор с улыбки, а именно этого мне в тот момент недоставало.
С McLaren дела обстояли невесело. Я встретился с Роном Деннисом, и он выказал 
заинтересованность в моей кандидатуре, но затем я получил от McLaren 
предложение — крайне меня удивившее.
В ходе переговоров с Роном я ясно дал понять, что ожидаю ряд вещей. Меня не 
прельщают деньги, но в то же время это один из способов, по которым ранжируют 
гонщиков, и если вы предложите себя за бесценок, то такова будет ваша цена 
пилота Формулы-1. Я ни в коем случае не хотел его разорять, но с другой стороны 
мне хотелось быть уверенным в том, что он так же заинтересован во мне, как и я 
в его команде, и, как он любит повторять, «деньги это не проблема». К тому же 
ему было прекрасно известно, какую сумму мне платит Том Уокиншоу.
Я не стремился к тому, чтобы завысить свою стоимость. Да, я не очень люблю 
громкие слова, но все-таки я — чемпион мира и жду, что мне начислят сумму, это 
отражающую. К тому же я ожидал, что со мной будут обращаться так, как и с любым 
другим пилотом в команде, поскольку я чувствовал, что по меньшей мере столь же 
хорош, как и любой другой в Формуле-1.
Он принял все мои соображения к сведению и сказал, что ни с одним из них 
проблем не возникнет. Затем, когда он наконец обратился ко мне, его предложение 
было куда скромнее того, что мы обсуждали. Перво-наперво, он хотел, чтобы я 
согласился подписать контракт, по которому мне будут платить только в том 
случае, если я буду выигрывать гонки. Там не было предусмотрено бонусов за 
набранные очки, ни за второе, ни за третье место, и ничего за то, если я еду к 
победе, а моя машина ломается. И это после того, что происходило с McLaren в 
сезоне 1997 года, когда мотор Mercedes оказался крайне ненадежным. Я мог 
приехать на гонку, взять поул, лидировать на протяжении всей дистанции вплоть 
до последнего круга, но если машина выходит из строя, я отправляюсь домой без 
единого пенни гонорара.
Фактически, этот контракт означал, что я буду получать меньше своего напарника, 
которым, как мне было сказано, должен был стать Мика Хаккинен. Рон находится в 
очень близких отношениях с Микой, особенно после того, как Хаккинен пережил 
страшную аварию, находясь за рулем McLaren в Аделаиде в 1995 году.