получить Draken
[20]
для шоу гоночных машин в ратуше?»

Такая наглость министру понравилась, он отдал приказ разобрать боевой самолет 
на аэродроме, провезти через город на тяжелом транспорте и смонтировать в зале, 
и вот этот крутой самолет стоял посреди всех гоночных автомобилей.
Так Бергер не пошел в армию, зато, в конце концов, военно-воздушные силы пришли 
у Бергеру.
Поскольку я в течение недель и месяцев этой дискуссии не мог быть уверенным в 
том, что все пройдет успешно, то ускорил свое переселение в Монако. Оно было 
необходимо также и по налоговым причинам. С тех пор я плачу относящиеся к 
Австрии налоги в Австрии, остальное — в Монако. Дом в Хохзелле я использую от 
случая к случаю только как отпускное место жительства, а принадлежит он моей 
матери.
Я приобрел приличное, но не захватывающее дух жилье в Монако, и прямо перед ним 
швартовалась моя яхта, сначала «Maria Rosa», потом «Pia».
Автомобильный фанат Герхард Бергер еще когда ему было чуть за двадцать, 
отправился прямиком в рай и оказался в чудесной стране, полной Lamborghini, 
Porsche, Jaguar и всех моделей Ferrari, которые можно перечислить.
Еще в качестве механика и гонщика Кубка Alfasud я приобрел турбированный 
Porsche. Теперь, при деньгах, славе и знакомствах, я набил свои гаражи самыми 
безумными экзотами, хотя и менял их быстро, но в большинстве случаев имел шесть 
или семь машин одновременно. Поскольку я покупал их недорого и потом продавал 
как «бывшие машины Герхарда Бергера», то финансовые затраты держались в 
приемлемых границах. Иногда я мог бы даже заработать прибыль, уж точно, 
например, при продаже F-40, но я решился на нее слишком поздно, когда цены 
опять упали.
В области нормальных автомобилей у меня была тяга к быстрым BMW и 
многосторонним Renault, что касается экзотов, то Jaguar XJ220 был самым дорогим,
 Lamborghini Countach — самым броским, F-40 — самым брутальным, а Berlinetta 
Boxer — самым большим животным в моем стаде. Очень приятным был и джип 
Lamborghini, в котором было всего понемногу.
Как обычно правильно и представляют спятившего гонщика, в основном я ездил 
настолько быстро, насколько можно было. Хотя длинные перегоны встречались редко,
 поскольку я уже имел самолет, но, если, например, речь шла о маршруте 
Вергль-Маранелло, скорость перемещения стабилизировалась обычно на 300 км/ч.
Наиболее прочно сумасбродство поселилось в F-40. Или его надо замуровать в 
погребе, или передвигаться на нем так, как он того требует. Я его не замуровал, 
и это едва не стало грубейшей ошибкой.
С тех пор прошло уже восемь лет. Вторая половина дня, ноябрь в Баварии, уже 
темно, сыро и холодно. Я лихо двигался по неширокой федеральной трассе на F-40. 
За опорные точки я принимал фары встречных машин, поскольку ничего другого 
особенно и не видно было. И вдруг на прямой между очередными двумя опорными 
точками дорога исчезла, поскольку она образовывала здесь острый левый поворот. 
Я двигался примерно вдвое быстрее, чем позволяла ситуация.
Тормозить шансов не было совсем, так что я повернул налево и сразу начал 
скользить. Заднюю часть стало заносить, я мог поймать ее только большими 
движениями руля, маятниковыми колебаниями налево и направо. Скорость 
практически не снизилась, а меня все еще «разматывало», в то время как 
встречные огни приближались. Если б я остался на дороге, шансы на то, на какую 
половину трассы придется маятниковое колебание — на мою или на встречную — были 
50/50. На это я не рискнул. Я перестал стабилизировать колебания машины и дал 
ей соскочить с дороги прямо, не видя, куда я лечу.
F-40 вылетел на луг, завертелся на кукурузном поле и, наконец остановился. 
Повреждения на машине были смехотворно малы, но у меня два дня была дрожь в 
коленках. Представление о том, что могло произойти, прежде всего, в отношении 
ничего не подозревающих едущих навстречу водителей, было гораздо более 
впечатляющим, чем все, что со мной происходило в гонках. Я думаю, что в тот 
день стал немного взрослее. Понял, что, во-первых, нечего ездить, как свинья, 
во-вторых, известному спортсмену это тем более не к лицу. И потом, я, конечно, 
заметил, что даже для отличных рефлексов гонщика улицы могут оказаться слишком 
узкими.
С тех пор сумасшедшие поездки прекратились. Я этого никогда не делаю, и не мог 
бы сделать. Даже на мотоцикле я езжу совсем по-другому, чем раньше. В свое 
время касание подножкой дороги на виражах автобана было только началом 
развлечения, а теперь я, может быть, и проделаю такое разок на 180 км/ч, как 
будто для сентиментальных воспоминаний, и на этом хватит.
После вылета F-40 интерес к экзотам тоже пошел на убыль. Я ведь гораздо больше 
времени проводил в самолете, чем на дороге, и с правами пилота конструкция 
летательных аппаратов стала важнее, чем автомобилей. Так я снова начал 
избавляться от предметов роскоши, и однажды у меня не стало даже самого 
маленького Ferrari. Все прочь, весенняя уборка. Только машины для нормальной 
езды, BMW и Renault в Португалии и Монако, и пара мотоциклов, поскольку один из 
моих друзей был владельцем Cagiva и Ducati. И, несомненно, я нуждался в 
6-цилиндровой Honda, какой ее производят для рынка США. Двигатель Goldwing на 
шасси, почти как у чоппера, невероятно медлительный мотоцикл, так впечатляющ 
внешне и так при этом прост.
И вот, когда у меня действительно совсем не осталось машины, выходящей за рамки 
BMW 540 и Renault Espace, и я ни о чем не жалел, мне бросился в глаза открытый