Хотя я чувствовал себя в Ferrari как дома и между делом был в довольно хороших 
отношениях с Жаном Тодтом, технической стороной дела я был по-прежнему не 
доволен: общее направление, может, и было правильным, но все происходило 
слишком медленно. Скачкообразность Луки Ментеземоло в его сообщениях для прессы 
тоже не делала ситуацию легче и только вызывала ненужное возбуждение.
К тому я еще не совсем переварил свою ярость по поводу прошлогодних переговоров.
 В то время у меня были плохие карты из-за моего дохлого сезона. Ни одной 
победы, ни одного поула — а техническое давление, которое я без сомнения принес 
в команду, страдало от того, что я мало чем мог помочь в вопросе активной 
подвески. Алези с его суперрефлексами в этих обстоятельствах смотрелся лучше 
меня, он сильно не задумывался, зато имел талант справляться даже с самой 
сумасшедшей машиной.
Как бы то ни было, мне нечего было возразить, когда уже в начале 1994 года 
Ferrari сократила мне зарплату на 1995 («общее плохое экономическое положение 
фирмы», и это было верно). Со скрипом я согласился на понижение на третий год в 
Ferrari и теперь жаждал реванша.
Между делом я мог похвастаться только одной единственной победой, но мое 
положение было не в пример лучше: время сумасшедших машин прошло, я был быстр и 
работал как никогда упорно над техникой. Я впрягался в любой воз, был готов на 
любые тесты и спецзадания и полностью участвовал в текущей конструкторской 
работе. Работники Ferrari это ценили, инженеры, равно как и Жан Тодт и Лука 
Монтеземоло. Так что общее настроение было таким: Лука, договорись с Бергером, 
пока он от нас не сбежал.
На этот раз я решил отказаться от помощи Ники Лауды, потому что у меня возникло 
ощущение, что Ferrari им манипулирует по собственному желанию. Он получал 
только ту информацию, которая соответствовала политике Ferrari. Мне же подобное 
обхождение с информацией не нравилось.
В конце концов, Монтеземоло предложил мне очень достойный годовой договор, в 
котором деньги снова были на уровне. Он бы сделал меня самым высокооплачиваемым 
человеком в Формуле 1.
Незадолго до подписания договора на меня нашло озарение, и я потребовал особое 
основание расторжения, на случай если в команду придет второй гонщик с 
зарплатой, больше чем у меня. Никаких проблем, сказали господа из Ferrari, мы 
ведь и так платим тебе такие дикие деньги, что платить еще больше мы бы были 
просто не в силах. Кроме того, таких дорогих номеров вторых просто не бывает, 
так что ты можешь получить этот пункт в договор.
Так и случилось, и договор на 1996 год был подписан еще до первой гонки сезона 
1995.
О Шумахере как таковом я в то время даже не думал. Это была просто моя придурь, 
я был горд тем, что на протяжении всей моей карьеры был первым номером в 
командах, за исключением Сенны. Но Сенна — это был Сенна, с этим у меня не было 
проблем.
В какой-то момент возникла тема второго гонщика. С Алези хотели расстаться, 
потому что из-за своей эмоциональности он был слишком недисциплинирован и 
непредсказуем. Основной идеей было — за два года вырастить рядом со мной 
молодого пилота, который после моего ухода занял бы место первого номера. Речь 
шла о таких именах, как Барикелло и Сало. Как-то Тодт спросил у меня, что я 
думаю о том, чтобы вернуть Проста. Были ли бы у меня с этим сложности?
— «Никаких проблем», — сказал я, — «даже наоборот, это было бы классно».
Я подумал о том, что с таким человеком как Прост, выиграла бы вся команда, а я 
бы несмотря не на что, смог бы удержать его под контролем. Конечно, Проста 
никогда нельзя недооценивать, но в 41 год он бы уже не имел той убийственной 
скорости, которой он портил жизнь Ники 12 лет назад. Кроме того, меня 
интересовала финансовая сторона сделки, возможно, возник бы свежий покер, на 
котором можно было бы еще немного заработать.
Тут можно спросить, что может помешать фирме заключить тайный договор и назвать 
третьим лицам неправильные суммы? Конечно же, действительно существует огромное 
количество тайных предварительных договоров и условий, но это нечто совсем 
другое, чем осознанно лгать своему партнеру. Слишком легко все может выплыть на 
поверхность, и такая фирма, как Ferrari, вероятно, не рискнет заполучить 
многомиллионный иск, который можно только проиграть, если будет врать дальше. 
Мошенничество с договорами такой категории сегодня являются скорее исключением, 
для этого империя Экклстоуна слишком строго организована.
Весной 1995 все шло к возвращению Проста в Ferrari. Тодт поговорил с Аланом, и 
тот проявил заинтересованность. Мне все это очень нравилось.
Однажды Монтеземоло между прочим спросил, что я думаю о Шумахере? Я сказал, что 
с Шумахером у меня никаких проблем.
Потом я услышал от Монтеземоло и Тодта: «Ну ладно, мы должны для приличия хотя 
бы спросить Шумахера, потому что он молод, и чемпион мира, и возможно снова 
станет чемпионом, очень быстр, немецкий рынок между тем самый большой для 
Ferrari, у Fiat выходит Bravo, это очень подходит, так что это наша обязанность 
— хотя бы поговорить с ним, прежде чем мы закончим с Простом/Бергером».
Мне мало что было возразить.
Лауда поговорил с менеджером Шумахера Вилли Вебером и в результате:
«Вебер совсем свихнулся. Он хочет 28 миллионов долларов в год. Я ему сразу 
сказал, что про это может забыть.»
К этому времени Тодт уже добился того, что Лауду не посвящали ни в какие важные 
дела и поставляли ему либо неполную, либо неправильную информацию. Я краем уха 
услышал, что Тодт продолжает переговоры с Вебером.
Если я что-то и слышал от Монтеземоло или Тодта, то только то, что о Шумахере и