Бакшеевой и Дмитриевой, первой и второй ракетками страны. Аня видела, что  я
как спортсменка расту, появление соперника ни у одного лидера,  естественно,
никогда удовольствия не вызывало. А  здесь  мало  того,  что  девчонка  твой
конкурент, ты еще ее и воспитывай. Аня умом  понимала,  что  теннисисткой  я
обещаю стать неплохой, но есть же еще и сердце.
   После игры в финале Уимблдона в 1974  году  в  сборной  СССР  только  два
человека меня не поздравили - Володя Коротков и Галя Бакшеева.  Было  ужасно
неприятно и тогда, неприятно вспоминать это и сейчас.  Аня  же  при  встрече
сказала: "Когда я узнала, что ты вышла в  финал,  мне  было  тяжело.  Почему
этого не сделала я? Но я себе же и ответила: "Аня, ты должна быть выше своих
чувств, ты сама виновата, что этого с тобой не произошло". Я ее понимаю. Тем
не менее, когда я вернулась домой с турнира, одна из первых  поздравительных
телеграмм пришла из Коктебеля, где Аня тогда отдыхала.
   Я помню, как звонила из Лондона: "Я выиграла еще один матч!" Витя  только
удивленно промолвил: "Да?" Было неясно, чему он  удивляется  -  то  ли  моей
победе, то ли звонку из Лондона, в то время звонок выглядел почти  такой  же
неожиданностью, как и мои победы.  Долгое  время  Москва  была  единственным
пунктом, дозвониться до которого из любой точки мира проблема. Первый раз  я
позвонила домой, когда обыграла  Гулагонг  в  финале  Куинс-клаба,  накануне
Уимблдона 1973 года. Я сказала телефонистке: "Я  обыграла  Гулагонг  и  хочу
сообщить об этом мужу". - "Ах, это вы обыграли Гулагонг?!" И Москву мне дали
через минуту.
   В Лондоне гастролировал Большой  театр.  Композитор  Кирилл  Владимирович
Молчанов, отчим Ани, в то время директор Большого театра,  пригласил  нас  с
Аликом Метревели на спектакль. "Спартак"  Хачатуряна  я  впервые  увидела  в
Лондоне. Когда я вошла в финал и моя фотография красовалась во всех газетах,
Кирилл Владимирович "сокрушался": "Оля, о тебе пишут больше, чем  о  Большом
театре". Мы, в свою очередь, пригласили Кирилла  Владимировича  и  Владимира
Васильева, теннисных фанатов, на Уимблдон, но прийти они не смогли -  Михаил
Барышников, "сбежав", улетел в Америку, поэтому они дальше  своей  гостиницы
выходить уже "не желали"...
   В 1968 году Аня родила второго ребенка, маленького Митю. Она звала  меня,
к большой моей гордости, купать Митю, поскольку одна не управлялась. Старший
Митя, папа младшего, отбывал воинскую повинность. Хотя служил он  актером  в
Театре Советской Армии, домой его отпускали редко.  Аня  звонила,  назначала
время, и я приходила поливать трехмесячного Митю из  большого  кувшина.  Мне
казалось, я помогала Ане воспитывать ребенка.
   Я никогда в жизни не курила.  Ни  разу  в  моей  жизни  не  было  случая,
заставившего бы меня взять сигарету. Аня курила всегда, даже в годы активных
занятий спортом. "Оля, пойдем курнем!" Призыв означал, что она будет курить,
я - сидеть рядом, потому что  в  эти  минуты  Аня  любила  поговорить,  а  я
внимательно ее слушать.
   Первые шаги на Уимблдоне мне ставила Дмитриева. Она  рассказывала  мне  о
лучших теннисистах, учила  правильно  смотреть  теннис.  Она  говорила  мне:
"Когда ты смотришь какой-либо матч, ты должна смотреть не только на  красоту
игры как специалист, ты  должна  смотреть  на  технику,  постановку  ударов,
выяснять, чем различаются школы, как это  можно  использовать,  и  уж  потом
наслаждаться остроумными комбинациями, но  все,  все  оставлять  в  памяти".
Спустя годы я с благодарностью вспоминала эти уроки, которые помогали мне  в
свое время как игроку, а потом уже и как тренеру.
   Мне было интересно с Аней, и я ей всегда немного  завидовала.  Когда  Аня
говорила о новых стихах, о которых я, как и все, слышала, но  не  читала,  я
отбивалась приблизительно так: "Конечно, Евтушенко запросто приходит к  тебе
домой и читает свои стихи, а мне его книжку еще достать надо".  Круг  друзей
Ани всегда  был  необыкновенно  широк  и  интересен.  Ее  отец  -  известный
театральный художник, мама -  замечательная  актриса,  отчим,  после  смерти
отца, композитор Кирилл Молчанов. Аня выросла в артистической среде и дышала
в ней легко и просто. Со  знаменитой  балериной  Екатериной  Максимовой  она
писала вместе диктанты. Аня рассказывала о своих  друзьях  детства,  ставших
международными знаменитостями, с такой простотой, что  невольно  становилось
завидно. Я встречала в своей жизни много детей знаменитых  родителей,  но  в
отличие от них Аня никогда этим не кичилась. Более того,  она  относилась  к
своей, как казалось мне, необычной жизни как к вполне  рядовой,  стремясь  в
ней выразить себя, доказать свое "я". Аня сумела дважды  это  сделать:  и  в
спорте, и после спорта.
   Я сталкивалась и с таким отношением к себе, когда мне указывали, иногда и
не очень деликатно, что я из  рабочей  семьи,  следовательно,  мы  стоим  на
разных ступенях общественной иерархии. Я обычно жалею таких людей. Они,  как
правило, занимают в жизни не свое место. У Ани  даже  приблизительно  ничего
подобного в характере не водилось. Конечно, сыграли свою роль и  воспитание,
и глубина ее души, и ее ум.
   Я уже говорила об Аниной черте приходить на помощь в решающий  момент.  Я
не собиралась после рождения  ребенка  оставлять  спорт,  решила,  что  буду
восстанавливать  форму  и  какое-то  время  еще  поиграю.  Когда  кто-то  из
спортсменок делает подобное, я восторгаюсь, преодолеть этот порог совсем  не
просто.
   Самое страшное, что после рождения ребенка ты вдруг видишь, что никому не
нужна. Я не говорю о родственниках и близких. Ты не нужна тем, кто  играл  с
тобой в одной команде, с кем делила радость побед и горе поражений, и тренер
забывает твой номер телефона. Ты уже в спорте не существуешь, ты все  должна