Летом по вечерам соседи во дворе вместе пили чай.  Детей  было  много,  и  в
нашем воспитании принимали участие все взрослые. Меня, например,  от  смерти
спасла соседка. В совсем крохотном возрасте у меня началась диспепсия.  Мама
из-за грудницы не могла кормить. На помощь пришла тетя Шура, откормила, взяв
к себе уже синенькой. Ее дочка Таня, с которой я за руку ходила в  школу,  -
моя молочная сестра.
   Вторая моя подруга детства - Надя, из соседнего дома. Мы  дружили,  можно
сказать, с колясочного возраста. Когда наши дома снесли,  мы  потеряли  друг
друга и встретились  только  через  много  лет...  На  одном  из  приемов  в
Нью-Йорке ко  мне  подошел  молодой  человек,  сказав,  что  со  мной  хочет
поговорить женщина, но стесняется. Мы с ним прошли в другой конец зала, и  я
в удивлении вскрикнула: "Надя! Ты что?" - "Оля, ты стала такой знаменитой, я
боялась". Надя вышла замуж за дипломата, они тогда работали в нашей миссии в
Нью-Йорке.
   Мне исполнилось четыре года, когда меня оторвали от бабушки, которая души
во мне не чаяла, и отдали в детский сад. Так решила мама,  которая  задумала
воспитать во мне дух коллективизма. Сходила я в детский сад  раза  два.  Эта
неволя была не  по  мне,  я  рыдала  все  дни  напролет.  Дома  сквозь  плач
жаловалась, что меня хватали там за руки и выкручивали их. Бабушка  сказала:
"Только через мой труп Оля пойдет в детский сад". А ведь в те годы  устроить
ребенка в детский сад почти невозможное дело. То же самое приключилось  и  с
пионерским  лагерем.  Десять  дней  я  плакала  без  передышки  до   приезда
родителей, навестивших меня, потом еще десять дней после  их  отъезда.  Мама
вынуждена была забрать меня домой.
   На следующее лето я поехала с папиной сестрой в  деревню.  У  папы  очень
большая семья. Два брата и четыре сестры, и все они жили  недалеко  друг  от
друга. Дед умер, а бабушка, восьмидесятилетняя папина мама, была  еще  жива.
Женская часть семьи: тетя Шура, тетя Вера, тетя Валя, тетя Люся  и  бабушка,
которая пекла очень вкусные пироги с маком. Еще  незабываемое  воспоминание:
бабушка варит варенье из малины в медном тазу на керосинке.  Ты  проносишься
мимо, и тебе на кусок хлеба накладывают пенки. Сказка! Спали  мы  в  амбаре,
под соломенной крышей, на перинах. С бабой Грушей мы как-то пошли в гости  к
ее подруге. Та спрашивает меня: "Что хочешь, милая?" Я отвечаю: "Молока  или
сметаны". - "Ну, пойдем, поверти в крынке рукой, посмотри, что там есть".  Я
руку сунула по локоть - сметана! Потом на огороде  выдернула  себе  здоровую
морковку и - сыта. В деревне я прожила еще одно лето, а кажется, провела там
половину детства.
   Училась я в одной-единственной  школе,  куда  пошла  в  первый  класс,  у
стадиона "Динамо". Решили: из-за одного года (старый дом сломали и  сказали,
что за один год построят новый) школу не менять. Утром с Нижегородской -  мы
переехали туда - я ехала в школу, а мама на работу. Мама держала в руках мою
спортивную сумку, я - портфель. После школы я заходила  к  маме  на  работу,
отдавала ей свой портфель, забирала сумку, заодно и бутерброды, которые  она
готовила себе на обед, хотя перед этим ела в школе на продленке,  и  шла  на
тренировку. Я возвращалась  домой  со  спортивной  сумкой,  мама  -  с  моим
школьным портфелем. Так мы  с  ней  проездили  весь  1963  год  и,  конечно,
захватили следующий. Где это  было  видано,  чтобы  у  нас  дом  так  быстро
строился? Я хорошо помню этот год, как ни странно, из-за  убийства  Кеннеди.
Очень солнечный день, мама что-то готовит на кухне, я валяюсь в  комнате  на
полу. Вдруг радио замолчало, а потом сообщили о покушении в Далласе.
   Жизнь на Нижегородской запомнилась и тем, что там я отрезала свои длинные
волосы, считая, что для тенниса так будет лучше. Маме было жаль моих кос, но
соображения личной гигиены - где и как я буду мыть голову в поездках - взяли
верх. Обычно я сама  принимаю  решение,  но  мне  всегда  важно,  чтобы  его
одобрили близкие. Я, например, спрашиваю: "Витя, купим?"  -  "Купим",  -  не
задумываясь отвечает мой муж. И мне спокойно, хотя я  понимаю,  что  другого
ответа  не  услышу.  Мама  страдала,  когда  мы  шли  по   Нижегородской   в
парикмахерскую, страдала и я. Но когда  вернулась  домой,  бабушка  сказала:
"Ой, как хорошо", - и я сразу успокоилась.
   В школе я была примерной ученицей, на контрольных  по  математике  всегда
решала оба варианта, и Наташка Андреева - самая красивая девочка  в  классе,
моя соседка и подруга, у меня списывала. С отличником Женей Ивановым у  меня
шла тайная борьба за первенство в математике: кто быстрее решит свой вариант
и как. Были, конечно, и хулиганы, например Володька Квинт, он  изводил  всех
педагогов. С одно-классницей Люсей - она ходила в баскетбольную секцию  -  и
еще с одним мальчиком мы составляли команду, которая  на  уроке  физкультуры
побеждала во всех играх остальных ребят из класса. Я входил во все  школьные
сборные: по волейболу, баскетболу, лыжам. Но чем больше занимал в моей жизни
теннис, тем меньше я принимала участие в школьных соревнованиях.
   Я жила, как мне кажется,  по  своим  твердым  принципам.  Была  старостой
класса, задатки лидера проявлялись уже тогда. В шестом классе к  нам  пришел
Сашка Охлопков, второгодник. И тут всей моей власти пришел  конец.  Здоровый
был парень, на две головы выше всех, нахальный,  ни  один  мальчишка  теперь
меня не слушался, он держал всех в кулаке. Я обижалась, доказывала, что  это
несправедливо, но ничего не получалось, сила  была  на  его  стороне.  Потом
поняла, что быть лидером в классе мне совсем не обязательно: я уже  серьезно
занималась теннисом. Другие увлеклись КВНами,  всевозможными  "огоньками"  -
любимое времяпрепровождение начала и середины шестидесятых, я же  весь  свой
досуг отдавала только теннису.
   Когда времени на теннис стало уходить  больше,  чем  на  уроки,  пришлось