|
Ленинграде. В теннисе важно - во всяком случае для меня - хорошо начать
матч. Если же этого не происходило, мне стоило больших трудов повернуть матч
в нужное для меня русло, иногда это и не получалось.
В Ленинграде я обыграла Бакшееву. Затем я легко выиграла летний чемпионат
в Ташкенте. С 1969 года звание лидера женского тенниса в СССР перешло ко
мне. На целых одиннадцать лет. Нельзя сказать, что за все эти годы я никому
не проигрывала, но поражения были единичны, один, ну два раза за сезон, и
каждое рассматривалось как сенсация. Неудобным соперником в начале
семидесятых для меня была Марина Крошина, потом подросла Наташа Чмырева.
Я уже считалась сеяным игроком (сеяные игроки определяются по личному
рейтингу перед каждым соревнованием; в общей жеребьевке они не участвуют, их
так разводят по сетке турнира, что в первых кругах они между собой не
встречаются), когда Чмырева начала играть на Уимблдоне. Наташа по характеру
была амбициозна, раздевалка сильнейших на Уимблдоне ее ужасно манила.
Несколько раз она как бы случайно приходила туда переодеваться. Но закон
есть закон: эта раздевалка только для тех, кто ее заслужил. И надо сказать,
несмотря на молодость и явный талант, отношения с игроками высокого класса у
Наташи не складывались. Наташа совершенно спокойно могла заявить на
пресс-конференции, что Вирджиния Уэйд уже стара и она ее скоро обыграет. Она
даже не пыталась ответить более корректно, например: "Вирджиния опытный
игрок, но у меня есть шансы". У Жени Бирюковой был слабоват удар справа, и
Наташа ей совершенно спокойно заявляла: "Я не буду с тобой тренироваться, у
тебя плохой удар, я могу его перенять". И это говорится игроку, который
старше тебя, который так же, как и ты, готовится к турниру. Играя матч с
Бетти Стове, Наташа умудрилась ей нагрубить, и та просто попросила ее из
раздевалки. Мы встретились на Уимблдоне в 1976 году, встретились на
центральном корте за выход в число восьми сильнейших. Мне двадцать семь, ей
семнадцать. Две русские на центральном корте - исторический момент!
Обычно восьмерка играется в понедельник, мы же встретились в матче в
субботу. Светлана Алексеевна Севостьянова в тот день приехала на Уимблдон в
составе туристической группы, но на матч уже не успела, смотрела его по
телевизору. Говорят, ей сделалось дурно, что ж, ее можно понять, для
переживаний повод был: я повела в первом сете и выиграла 6:4, второй
проиграла - 4:6, а третий сложился для меня совсем просто - 6:1. После
матча, за ужином, подходит ко мне одна молодая теннисистка и говорит:
"Теперь мы знаем, кто первый номер в Советском Союзе. Наташа собрала нас и
сообщила, что если кто-то хочет узнать, кто настоящий лидер, пусть приходит
сегодня на центральный корт". Потом с Наташей в раздевалке случилась
истерика. Вела она себя, по крайней мере, странно.
Жаль, что настрой, созданный не без помощи родителей, будто ей все
завидуют и стараются помешать, не позволил ей дружить с ведущими игроками.
Очень талантливая девочка, с хорошим образованием, много читающая, знающая
английский язык. Если б отношения у нас с Наташей складывались добрые, как у
меня с Аней, то, тренируясь вместе со мною, она бы только от этого выиграла,
как, безусловно, помогли и мне в свое время общение с Дмитриевой и ее опыт.
Потенциально она была сильным игроком, на уровне мировой десятки, но, увы,
не каждому дано достичь вершины.
НИНА СЕРГЕЕВНА
Нину Сергеевну я считала своей второй мамой. Вот на этом стуле в
гостиной, кажется, совсем недавно она сидела. Катя только-только начала
ходить. Она крутилась вокруг нее и, естественно, демонстрировала все свои
возможности, читала какой-то стих в два слова, делала три прихлопа, два
притопа, и, как водится, ее спрашивали: "Катя, кто это?" - "Это мама", -
отвечала к общей радости Катя. "А это кто?" - "Это папа". "Это баба Аня".
"Это баба Нина". У Нины Сергеевны слезы на глазах. Своих детей у Нины
Сергеевны не было, жил в Москве ее племянник с семьей, но близости между
ними не возникло. И всю свою нерастраченную материнскую любовь она перенесла
на нас, учеников. Она любила нас, как своих детей. Я только забеременела, а
Кате уже вязались носки. Нина Сергеевна стала жить моей жизнью, о теннисе
она уже не думала, ее заботило теперь то, что я должна быть хорошей матерью,
заботило мое здоровье. Сразу изменились и наши тренировки, - я должна была
тренироваться так, чтобы ребенок, который жил во мне, развивался здоровым.
Обычно ученик, уходя из спорта, прощается с тренером навсегда - теряется
интерес друг к другу. Куда сложнее и драматичнее совершается переход ученика
к другому тренеру, и хорошо, если расставание кончается пристойно. Теплякова
очень тяжело пережила момент, когда Аня покинула ее. Как же она не хотела
никому отдавать свою любимую ученицу, но отсутствие теоретических знаний не
позволяло ей растить Дмитриеву дальше. Конфликт начался тогда, когда Аня
стала ездить на турниры за рубеж. У нас существовало дурацкое правило:
личных тренеров не посылать с учениками, ездили только тренеры сборной,
тогда ими были Сергей Сергеевич Андреев и Семен Павлович Белиц-Гейман. К
тому же и анкетные данные в те "бумажные" времена были не в пользу Нины
Сергеевны: беспартийная, незамужняя, что сразу подразумевает некоторую
легкомысленность, несмотря на возраст. Нина Сергеевна могла попасть на
турнир только в группе туристов. Труднее испытания для нее нельзя было
выбрать: раствориться в массе и не иметь контакта со своим учеником. Я с
уверенностью могу сказать: наш теннис от этого только потерял. Ее интуиция,
которая привела не одну девочку к большим победам, могла дать результат еще
выше.
Нина Сергеевна была против того, чтобы Андреев занимался с Аней. Она
|
|