его потрясающих, мощных и неудержимых прохода по правому флангу в середине 
первого тайма и в начале второго завершились выверенными дугообразными 
передачами, на которые из-за спин не успевавших развернуться голландских 
защитников вылетали Колотов и Блохин, забившие по голу.

В редчайших случаях зона, покинутая Трошкиным, требовала страховки. Он при 
рейдах вперед или доводил дело до конца, или же успевал при потере мяча 
вернуться и как ни в чем не бывало приступить к необходимой обороне, словно не 
было перед этим изматывающих рывков.

В Базеле, перед финалом с «Ференцварошем», он подошел ко мне и спросил: 
«Васильич, сколько, по-вашему, весит эта чашка?» и показал на афишу, на которой 
красовался Кубок кубков. «Какое это имеет значение?» – «Для вас, может быть, и 
не имеет, а мне ее тащить в раздевалку. У нас ведь как, если что тяжелое, пусть 
Трошкин тащит, он здоровый». У меня «мандраж» предстартовый, а тут-про «чашку», 
которую, кстати, неизвестно еще было кому тащить, нам или венграм…

Когда к проходам Трошкина по правому флангу привыкли, и соперники стали рейды 
эти блокировать, он время от времени их видоизменял, смещаясь в сторону 
центрального нападающего – и с мячом, и в ожидании передачи, норовя при каждом 
удобном случае дождаться окончания атаки и принять непосредственное участие в 
ее завершении.

Достоверность перевоплощения Трошкина из защитника в атакующего игрока в ходе 
матча была настолько убедительной, что когда он, видя впереди на своем фланге 
скопление футболистов, делал передачу, а не шел вперед, ему не верили и… 
сторожили защитника, что всегда было нам на руку.

Рассказывают, что еще в Енакиеве, где жила семья Трошкиных, он раз двадцать 
посмотрел кинофильм «Строгая игра» режиссера Г. Липшица. Потрясенный игрой 
Володи Мунтяна, он поспорил с товарищами, что будет играть вместе с Мунтяном в 
одной команде. «Да это же талантище, каких не сыскать! Куда уж тебе», – сказали 
ему. Он ответил с простотой, граничившей с самонадеянностью: «Не боги горшки 
обжигают. Надо только захотеть». Над ним смеялись, но он сказал только: 
«Посмотрим…» Что из этого «посмотрим» вышло, известно.

Широкоскулый, с твердым резким взглядом, трудолюбивый как пчелка – он был своим 
в динамовском ансамбле.

Строгость и аккуратность в игре Михаила Фоменко была вызвана жизненной 
необходимостью – он занимал позицию заднего центрального защитника, которая 
предполагает прежде всего верность принципу высокой надежности. Мы уже тогда 
требовали от «чистильщика» участвовать в создании атак точным продольным пасом 
и подключением вперед для создания численного большинства на определенном 
участке поля, чаще всего в центральной зоне атаки, и Фоменко задания эти хорошо 
выполнял.

Когда он сомневался, удастся ли действовать без ошибок, он не предпринимал 
никаких шагов, сознавая пагубность опрометчивых действий для команды. «Пусть 
будет проще, но надежнее» – его девиз, который можно посоветовать взять на 
вооружение и многим сегодняшним задним центральным защитникам.

Позиционные промахи Михаил допускал нечасто, чутье на направление атак 
соперников у него было, но подводила иногда медлительность в принятии решений, 
особенно если игра шла на сумасшедших скоростях. Надежность оборонительная в 
этих случаях, к счастью, оставалась, вторая же, созидательная «половинка», 
исчезала.

Ему часто не давала покоя больная спина, играл на уколах, но знали об этом 
только в пашей команде, ну, может быть, и приятели из других: все футболисты 
все про всех знают, беспроволочный телефон между командами работает с 
постоянным напряжением. Зрители не знали, да и не догадывались, что в центре 
обороны трудится парень, который с такой спиной брал бы на «гражданке» 
бюллетень за бюллетенем.

На первых же минутах матча Миша доверительно говорил ближайшему сопернику: 
«Сегодня можете даже не стараться. У нас все в порядке, вам не «светит». 
Естественно, на такую пушку взять кого-либо трудно, но наш «либеро» этого и не 
добивался – успокаивал себя, приводил в полное психологическое соответствие 
матчу. Кстати, зарубежным игрокам он объяснял то же самое, по с помощью жестов. 
После оповещения о том, что «мы в порядке», он брался за дело, и ничто больше 
от игры его не отвлекало.

Как-то – боюсь ошибиться, но, по-моему, было это в 1977 году – я обратил 
внимание, что Миша на базе не расстается с толстой клеенчатой тетрадью, в 
которую постоянно что-то записывает. «Может быть, дневник ведет», – 
промелькнуло тогда. Все прояснилось, когда этот черноволосый симпатичный парень 
постучал однажды в дверь моей комнаты и, войдя, сказал: «Не мыслю себя вне 
тренерского дела после того, как закончу играть. Хотел бы посоветоваться с вами 
по этому вопросу».