организации игры от основных соперников, и первейшую свою задачу видел в том, 
чтобы сделать команду структурно более подвижной, мобильной, применяющей более 
сложную систему взаимозаменяемости, отказавшейся от игры в обороне устаревшим 
методом – силами в основном защитников. Природный ум, которым обладал Маслов, 
помог ему играючи и в одночасье определить все лучшее, что осталось у команды 
после работы с ней Ошенкова и Соловьева, сохранить это и дополнить своим, новым.


Маслов морщился, когда мы с Базилевичем, получая мячи на флангах, как и прежде 
демонстрировали технику на месте, технику обводки по своим «желобкам». Он хотел 
– и требовал от всех без исключения игроков – значительного расширения 
диапазона действий, неутомимых маневров в атаке по всему ее фронту, заставлял 
освобоягдать фланговые зоны для внезапных подключений по ним полузащитников и 
даже защитников, неукоснительно претворял в жизнь один из основополагающих 
своих тактических принципов – постоянное создание численного большинства во 
всех фазах игры, боролся всеми методами против передержек мяча, красивостей 
ради красивостей, громко клял тех, кто ожидал пас, стоя на месте.

Для того чтобы играть так, как он требовал, нужны были несколько иные 
тренировочные методы, нежели те, которыми в команде обходились прежде. Маслов 
видоизменил и характер тренировок, и тренировочные средства, серьезный акцент 
сделал на атлетическую подготовку как в подготовительном периоде, так и во 
время чемпионата.

Не стану утверждать, что новшества Маслова понравились всем. Мы – и я в том 
числе – наивно полагали, что вполне можно было бы обойтись известными нам 
способами ведения тренировок, не меняя при этом так кардинально организацию 
игры. Нам не дано было тогда понять то, что уже понимал Маслов. Я дискутировал 
с тренером по ряду вопросов и был убежден в своей правоте. Я считал более 
разумным в соревновательный период, когда много нагрузок выпадает в матчах, 
тренироваться только с мячом. Не мог я понять, зачем всем надо делать 
одинаковый объем работы, я считал, что одна группа людей должна быть занята в 
основном так называемой черновой работой, а другая – «ювелирной», благодаря 
которой и ставится точка в общем успехе. И наконец, гораздо ближе мне по 
игровому духу были привычные методы игры, традиционные проходы по флангу, пусть 
затяжные по времени, но красивые и эффективные, и мне трудно было поверить, что 
они тормозят командную игру.

Тренерская правота Маслова оказалась намного выше моей правоты игрока. Я не 
собираюсь рассуждать на тему, стоило ли Маслову возиться тогда со мной и 
обращать в свою веру, но сейчас бы я, по всей вероятности, поступил бы с 
Лобановским игроком так же, как поступил он: разругавшись со мной в раздевалке 
ярославского стадиона после ничьей с «Шинником» 2:2, он перестал ставить меня в 
основной состав, и я понял, что в этой команде мне больше не играть.

Не скажу, что понимание этого доставило мне огромную радость. Я был 
раздосадован и зол на Маслова, его действия казались мне верхом 
несправедливости, я считал себя незаслуженно обиженным и, любя безмерно 
киевское «Динамо», мечтал доказать свою правоту в то время, когда играл в 
команде другой.

Между тем Маслова резко критиковали за результаты, за шестое место в 1964 году, 
за невысокую результативность, за… зонный принцип в обороне, который он 
применял в чистом виде. Слава богу, у людей, ответственных за судьбу команды, 
хватило терпения, и Маслову было предоставлено время, которым он умело 
воспользовался, выведя киевское «Динамо» на уровень высокого международного 
класса в 1966–1968 годах.

А я в это время играл. Два года в «Черноморце», полтора – до июля 1968 года – в 
«Шахтере». Киевское «Динамо» нам удалось обыграть лишь однажды – во втором 
круге 1967 года в Донецке 2:1.

Через год я сказал себе: «Хватит!» Мы не сошлись во взглядах с возглавлявшим 
тогда «Шахтер» Олегом Александровичем Ошенковым, и, будучи капитаном команды, 
глядя уже на многое с «масловской колокольни», я не мог играть в футбол, 
который культивировал донецкий клуб.

В «Советском спорте» в конце июля появилась заметка «Футболист уходит…», в 
которой автор признал, что оба мы, одинаково любящие свое дело, одинаково 
болезненно переживаем неудачи, но каждый понимает футбол по-своему и каждый 
свою точку зрения считает единственной.

Заметка сопровождалась монологами:

Футболиста: «Я не удовлетворен положением дел в команде. Играть так, как мы 
играем, дальше нельзя. Мне претит антифутбол. А то, во что мы играем, и 
называется антифутболом. Не в узком – в широком смысле слова. Потому что 
рассчитывать на удачу, на случай в современном футболе нельзя. Надо найти 
четкий водораздел между атакой и обороной, ничем не пренебрегая. Надо создавать 
ансамбль, коллектив единомышленников, подчиненных одной игровой идее. Я давно