Душевный подъем, охвативший всех нас, был так велик, что великолепные немецкие 
футболисты, превосходившие нас и опытом и техникой владения мячом, были 
бессильны что-нибудь ему противопоставить.

...Отвлечемся теперь на минуту от той игры и вообразим себе, что происходит она 
не двадцать лет назад, а в наши дни. Дело идет к концу, и сборная СССР 
проигрывает чемпиону мира 1:2. Воспринимает ли кто-нибудь на поле или на 
трибуне случившееся как катастрофу, как нечто невозможное и недопустимое? «Ну, 
уступили лучшей команде мира с почетным счетом... Хорошо уже, что играли на 
равных или почти на равных... За такое поражение никто строго не спросит, оно 
естественно и простительно...»

Цитируя не высказанные никем слова о никогда не бывшем матче, я, тем не менее, 
не фантазирую и ничего не преувеличиваю. Не этот, выдуманный, так другие матчи 
проигрывали. И той же сборной ФРГ, и англичанам, и бразильцам, и шведам. И в 
гостях и дома. И атмосфера на поле и вокруг была вполне благодушная: все в 
порядке, все так, как и быть должно,- выше головы ведь не прыгнешь...

А в спорте тот, кто хочет добиться убедительных побед, обязан пытаться прыгнуть 
выше головы.

Мы уходили с поля, не слыша счастливого рева трибун. Мы не слышали и не видели 
ничего. Входя один за другим в раздевалку, мы валились в кресла, не в силах 
сделать больше ни одного движения, даже нагнуться, чтобы расшнуровать бутсы. Мы 
не могли даже улыбаться. Да и не хотелось — мы были опустошены этой игрой 
настолько, что не было сил ощутить счастье, победы.

Это было, как глубокий сон или забытье, из которого выходить не сразу, 
постепенно, когда шум, и похлопывания по плечу, и рукопожатия кажутся 
нереальными, а лишь продолжением сна, и только потом становятся слышны 
отдельные слова, и узнаешь чей-то знакомый голос, и вдруг ощущаешь: это явь! И 
полуторачасовая борьба, и влетевшие в мои ворота мячи, и наступивший в игре 
перелом, и рвущийся вперед Толя Масленкин — все было наяву! И наяву мы победили 
чемпионов мира, подарив радость десяткам тысяч людей.

Тот матч с чемпионами мира был неофициальным, и выигрыш не принес нам ни 
титулов, ни медалей, но для нашего футбола он был важнее любого официального и, 
может, даже финального матча. Сборная СССР снова была сильной, боеспособной, 
поверившей в себя.

«Король умер, да здравствует король!» — говорят французы. Менее трех лет назад 
мы, молодые совсем еще футболисты, были свидетелями кончины олимпийской сборной 
1952 года. Ее гильотинировали на наших глазах. Команде не простили поражения в 
матче с югославами на Олимпиаде в Финляндии. Уволили в отставку прекрасного 
тренера Бориса Андреевича Аркадьева, расформировали лучший клуб — ЦСКА, где 
играли такие великолепные футболисты, как Всеволод Бобров и Владимир Никаноров, 
Валентин Николаев и Анатолий Башашкин, Юрий Нырков и Виктор Чистохвалов, 
Алексей Гринин и Владимир Демин. Наш футбол сразу лишился и сборной, и 
клуба-лидера, и лучших игроков. И вот сборная снова существует! Мы редко хвалим 
наш футбол, зато ругаем его постоянно: и за ставшие уже привычными неудачи на 
мировой арене, и за серую игру команд на чемпионате страны, и за то, что, не в 
пример футболу пятидесятых и начала шестидесятых годов, почти не выдвигает он 
из своих рядов игроков выдающегося класса, и за многие другие грехи. Все это 
справедливо — нынешний футбол дает куда больше поводов для упреков, чем для 
комплиментов. Только — в этом я убежден — не абстрактный футбол надо бранить, а 
конкретных его руководителей. История гибели и воскресения сборной говорит о 
том, как крепки корни нашего футбольного дерева. Но если мы с него много лет 
снимали чахлые, незрелые плоды, значит, неважные мы садовники, значит, плохо 
работают люди, стоящие у руля футбола. Однако я отвлекся...

Через год после выигрыша у команды ФРГ новая сборная отправилась в Мельбурн на 
Олимпиаду.

Не стану подробно описывать, как ехала советская олимпийская команда в 
Австралию, как жили мы в удивительном городе под названием «олимпийская 
деревня», где близко познакомились и сдружились со спортсменами многих стран; 
как болели за своих, ежедневно уезжавших из «деревни» на разные олимпийские 
арены и возвращавшихся вечерами, одни счастливые, с медалями, с рекордами, 
другие, убитые горем. О первой нашей игре — с объединенной командой Германии — 
я тоже вспоминать не буду: она сложилась для нас легко, И мы уже про себя 
присоединили к этой победе еще одну, в очередном матче с индонезийцами. 

С какой легкостью мы завладели инициативой! Как легко подходили наши форварды к 
штрафной площади индонезийцев! Мне нетрудно было любоваться игрой моих 
партнеров: ведь я выполнял роль не столько участника, сколько зрителя — мяч 
почти не пересекал средней линии, и я несколько раз уходил от своих ворот чуть 
ли не к центру поля.

Нам оставалось лишь одно — подтвердить свое полное превосходство голом. Но 
время шло, а гола не было. Десять игроков индонезийской команды сгрудились у