|
гладко, без сучка и задоринки. И такая организованность выглядела просто
удивительной, если учесть, насколько сложной была вся подготовка, вплоть до
задуманной доставки свадебного платья невесты через Ирландское море. При этом
надо иметь в виду, что я, в соответствии с замыслами, не должен был видеть
подвенечного туалета Виктории до самого совершения обряда. Люди, работавшие в
журнале «OK!», наняли маленький частный самолет, чтобы доставить нас в Ирландию
без лишнего шума. Бруклин, я, Виктория, ее мама и папа, а также сестра Луиза с
дочуркой Либерти и брат Кристиан успели втиснуться в него, прежде чем экипаж
самолета сообщил нам, что большущая коробка с Большой Тайной не влезает в
багажный отсек. А это означало, что платье надлежит вынуть из упаковки и внести
его в салон через пассажирскую дверь. Посему меня отправили на
взлетно-посадочную полосу с закрытыми глазами, где я простоял как минимум
двадцать минут. А потом мне пришлось всю дорогу до самого Дублина сидеть спиной
к этому таинственному сокровищу и, конечно, когда мы приземлились, всю эту
процедуру пришлось полностью повторить еще раз в обратном порядке. Мне не
полагалось видеть этого наряда, и, само собой разумеется, мы должны были
позаботиться, чтобы не смогли этого сделать также фото- или видеокамеры. Очень
жалко: погода в тот день вполне позволяла отснять очень даже приличное немое
кино.
Мы попали в замок за два дня до нашей свадьбы. Сначала прилетели мои родители,
а на следующий вечер начали прибывать другие гости. Вечером перед главным
событием мы устроили для всех торжественный ужин. После него мы с Викторией
вышли прогуляться. Сначала направились к специальному шатру, где намечался
основной прием. Там была устроена небольшая искусственная рощица, украшенная
остролистом и цветами, через которую должны будут пройти гости, чтобы попасть
внутрь просторного сооружения. С собой я захватил пару бокалов и бутылку
шампанского. И снова стал говорить Виктории, как я люблю ее, когда внезапно
начался теплый тихий дождик. В этот почти жаркий летний вечер он был очень к
месту, и мы чувствовали себя превосходно. Невозможно было вообразить ничего
более романтичного.
В соответствии с замыслом, невеста и жених должны были на ночь разойтись. Когда
мы возвратились в замок, Виктории, конечно же, выделили лучшее помещение — наши
свадебные апартаменты. Мне предстояло обойтись одной из гостевых комнат,
расположенной внизу. Прежде чем я лег спать, собралась небольшая компания
игроков «Юнайтед» и некоторых моих ровесников, но мы не очень-то бушевали, как
это иногда бывает на сугубо мужских вечеринках. Все ее участники изрядно устали,
так что ограничились несколькими бокалами вина и парочкой бильярдных партий.
Это заняло часа два, после которых я был совершенно трезв. Мне хотелось на
следующее утро выглядеть более или менее прилично — уже хотя бы для того, чтобы
запомнить каждую секунду происходящего.
Я вернулся в свою комнату и начал ломать голову над предстоящей речью. В первую
очередь мне хотелось поблагодарить маму и папу за все, что они сделали для меня,
а также Линн и Джоан, поблагодарить Джекки и Тони, брата и сестру Виктории за
то, что они так сердечно приняли меня в свою семью, — а уж Кристиан стал для
меня кем-то вроде брата, которого я всегда мечтал иметь. И затем поговорить о
Виктории, которая на этой стадии торжества уже должна была стать моей женой. Но
тут я подумал, что для подыскания подходящих слов, которые бы верно описывали
мои подлинные чувства, возможно, есть смысл взять в руку бокал шампанского,
пришпорив вдохновение, и рассчитывать исключительно на чистую импровизацию без
всякой подготовки. Я позвонил Перигрину:
— Извини, Перигрин. Я о своей речи. У меня пока нет уверенности, что я сумею
сказать то, о чем хочется. Да еще изложить это надлежащим образом.
Он еще бодрствовал или, по крайней мере, удачно притворялся:
— Никаких проблем. Сейчас приду.
Пять минут спустя я стоял возле своей кровати, а Перигрин поставил передо мной
стул:
— А теперь давай. Позволь мне послушать твою речь, и, надеюсь, я смогу дать
тебе несколько ценных указаний. А пока побуду твоей аудиторией.
Я немного смущался, но он заверил меня, что днем мне предстоит ощутить примерно
такие же чувства, так что сегодняшняя репетиция послужит для меня хорошей
практикой. Почти сразу после того, как я начал говорить, мой слушатель стал
громко прочищать горло и кашлять. По мере того, как я входил в раж, он начал
подкидывать комментарии вроде:
— Это как-то не очень весело.
Потом Перигрин стал грохотать своим стулом — словом, он вытворял буквально все
возможное, чтобы сбить меня с толку. В конечном счете он пришел к выводу, что
речь моя практически в полном порядке. Мы, правда, поменяли кое-какие мелочи,
но на самом деле я на следующий день даже не воспользовался своей заготовкой. А
Перигрин, понятное дело, всего лишь пытался дать мне представление о том, с
какими трудностями я могу столкнуться, представ со своим спичем перед
аудиторией. К тому времени, когда Перигрин закончил терзать меня, я был готов
рухнуть на кровать. Но, как бы то ни было, он мне все же помог. А вот моему
шаферу, Гэри Невиллу, еще предстояло попотеть, прежде чем пройти через подобную
экзекуцию.
На следующее утро я мерил шагами коридор, нервничая по поводу того, что ждало
меня впереди. Прохаживаясь туда-сюда, я оказался возле комнаты Гэри и услышал
его голос. Он не мог вести разговор по телефону, поскольку в его комнате не
было аппарата, а толстые каменные стены замка не давали пользоваться
мобильником. Я удивился и решил выяснить, чем же он там занимается. Приоткрыв
дверь как можно тише, я увидел, как Гэри стоит перед зеркалом и держит прямо
|
|