А нам приходилось трудно. Невероятно трудно. И, честно говоря, это был далеко 
не лучший наш матч. «Бавария» забила ранний гол. Она показала себя сильной 
командой и к тому же очень хорошо организованной, как и все немецкие дружины. 
Мы хорошо знали их, и они ничуть не хуже знали нас: ранее в этом же турнире, на 
групповой его стадии наши команды дважды сыграли между собой вничью. Тем не 
менее, возникало такое чувство, будто баварцы были уверены, что именно они 
контролируют ход событий. А последнее развивались таким образом, что, особенно 
в середине второго тайма, у «Баварии» было больше шансов забить второй гол, чем 
у нас — сравнять счет. Питер Шмейхель действовал великолепно и несколько раз 
буквально спасал наши ворота; баварцы упустили несколько почти идеальных 
возможностей. И все же тот двадцатиминутный отрезок времени не сломил нашу 
команду, а вызвал у нас подъем. Они нанесли коварный удар, после которого мяч 
попал в перекладину и отскочил от нее в руки Питера. Почему они при таких 
возможностях никак не могут забить нам снова? Нет, надо продолжать действовать, 
и не известно, как оно повернется. И на нашей улице может случиться праздник.
Внезапно — никто из нас не знал, как мало времени оставалось в тот момент до 
финального свистка, — мы получили возможность переломить игру. Я перехватил мяч,
 обыграл своего соперника и сделал дальний пас налево. Оле, который вышел на 
замену всего за несколько минут до этого, тоже сыграл удачно и заработал право 
на угловой. Я совершил спринтерский рывок, чтобы побыстрее подать его. В этот 
момент я хорошо помнил, что хотя поле на «Ноу Камп» очень большое, около 
угловых флажков едва хватает места, чтобы разбежаться при подаче корнера. А еще 
я видел, что Питер прибежал помочь нашим атакующим порядкам в штрафную площадку 
«Баварии», и, увидев его решимость, попытался успокоиться и взять себя в руки: 
«Только не напортачить. Надо хорошо и повыше подкрутить мяч и постараться 
направить его в опасную область».
Я нанес удар. Мяч полетел к Гиггзи. Тот промахнулся и не попал по нему, а мяч 
подпрыгнул и отлетел к Тэдди Шерингэму, второму нашему запасному, который сразу 
же пробил с нескольких ярдов. Тэдди был очень близок к тому, чтобы оказаться 
вне игры. Но этого не случилось, и мы сравняли счет — на табло загорелось 1:1. 
Все мы ощутили прилив сил. А я так просто обезумел. Клянусь, я испытывал 
желание то ли кричать, то ли плакать. И одновременно мы все в тот момент 
почувствовали, насколько дают себя знать труды всего этого сезона. Я был 
совершенно без сил. А взглянув на Гэри, увидел, как тот празднует наш успех в 
одиночку. Он был счастлив, но не мог заставить себя добежать до остальных ребят,
 лежавших кучей на Тэдди. Те, кто сидел на нашей скамейке, повскакивали и 
выбежали на газон. Но все находившиеся на поле и сидящие на трибунах, должно 
быть, думали об одном и том же: «Ясно, что нас ждет. Дополнительное время».
После почти безнадежной ситуации мысль о еще тридцати минутах игры едва только 
родилась, но уже готова была укорениться в наших головах. Пожалуй, только наш 
отец-командир был в тот вечер единственным человеком на «Ноу Камп», который 
пока еще не ждал финального свистка об окончании основного времени. Я бросил 
взгляд на нашу скамейку. Стив Маккларен пытался что-то сказать шефу, советуя 
реорганизовать команду. Шеф от него отмахнулся и попросил не приставать. Неужто 
мне померещилось, или же Алекс на самом деле действовал так, словно знал, что 
мы снова забьем? Он кричал нам, требуя поскорее возвращаться к центру поля и 
дать немцам возможность побыстрее ввести мяч в игру.
Почти сразу же после этого мы заработали еще один корнер. Это случилось 
настолько быстро, что когда я шел подавать его, то видел, как болельщики 
«Юнайтед» все еще продолжают прыгать, выкрикивая радостную весть в свои 
мобильные телефоны и празднуя гол, забитый Тэдди. А игроки «Баварии», как мне 
подумалось, пока лишь старались осмыслить произошедшее. В мгновение ока я 
ударил по мячу, Оле первым добрался к нему, и мы снова забили. И хотя наш 
второй гол влетел в их ворота уже в середине добавленного судьей времени, а 
после празднований до конца оставалось совсем немного, «Бавария» нашла в себе 
силы перевести мяч на нашу половину поля и еще раз двинуться вперед. Мои ноги 
были уже на пределе. Да и у всех они были налиты свинцом: «О, нет. Только не 
забейте, пожалуйста, теперь».
Кто-то сумел отбить мяч подальше от нашей штрафной площадки, и тут же раздался 
свисток. Не знаю, как это получилось, но этот пронзительный звук подействовал 
на меня подобно удару током, и я ощутил последний взрыв неизвестно откуда 
взявшейся энергии. Я пробежал — и не как-нибудь, а по-спринтерски — с 
распростертыми руками почти через все поле по направлению к трибуне с нашими 
болельщиками. Большинство остальных наших парней просто попадали на газон, 
поскольку не держались на ногах, они были в изнеможении и совершенно лишились 
сил. Вероятно, это было лучшим, что можно было сделать в данный момент, но я не 
мог сдержаться. Рев, поднявшийся среди болельщиков «Юнайтед», когда игра 
закончилась, был настолько оглушительным, что у меня заложило уши и возникло 
такое чувство, словно с трибун палят в меня из пушек. Не знаю, доведется ли мне 
когда-либо снова испытать хоть что-то подобное или увидеть такое бурное 
празднование успеха.
Мы в полной отключке провели на поле какое-то время, показавшееся нам часами, а 
потом устроили там же, на открытом воздухе, под дуновениями теплого испанского 
вечернего ветерка нечто вроде короткой вечеринки без еды, но с участием всех: и 
ребят, которые только что завершили игру, и тех, кому не удалось выйти на поле, 
и тысяч болельщиков «Юнайтед», пришедших в тот вечер на «Ноу Камп». Это были 
именно те мои приверженцы, которые приветствовали меня на «Олд Траффорде» в 
начале текущего сезона; те, кто оставался верным мне после «Франции-98», 
несмотря на перекрестный огонь, под который я тогда попал. Мы могли видеть на 
лицах этих людей, как много значило для них только что случившееся, и они могли