моего дома в Уорсли, где они дневали и ночевали в ожидании, когда же, наконец, 
появится Виктория. Я прежде никогда не испытывал ничего подобного, тогда как 
Виктории все это, конечно, было знакомо. Думаю, что на самом деле решение 
покончить с такой ситуацией приняла она. Виктория позвонила и сказала, что 
приезжает повидаться со мною и что она очень рада возможности подвести черту 
под всем этим режимом секретности. Мы ведь знаем, что каждый из нас значит для 
другого, разве не так? И потому было бы лучше не ждать, когда шило нечаянно 
вылезет из мешка, а самим заранее решить, где и когда публика сможет узнать 
наверняка, что мы близки. Люди представляют себе наши отношения как эдакий 
блестящий роман из сферы шоу-бизнеса. Хочу напомнить: первые фотографии, на 
которых мы вместе, были сделаны, когда мы с Викторией шли по дорожке возле 
моего дома, направляясь к газетному киоску на углу.
Как только факт наших отношений был, что называется, официально подтвержден, 
поднялась такая суета, что я просто не мог поверить своим глазам и ушам: 
репортеры с фотовспышками, снующие везде, куда бы мы ни пошли, почти каждый 
день — правдивые и вымышленные истории о нас по всем газетам, а вдобавок к 
этому почти у каждого человека обнаружилось собственное мнение по поводу нас и 
нашей жизни. Думаю, что внимание к нам было столь всеобщим и интенсивным из-за 
Виктории: в те дни всякий раз попадали в заголовки новостей буквально любые 
события, связанные с группой «Спайс Герлз». Если быть честным, вся эта сторона 
моих отношений с Викторией делала их — да и ее тоже — еще более 
привлекательными для меня. Это служило ежедневным напоминанием о том, насколько 
прекрасно она справлялась со всем тем, что делала. Я любил ее в целом: и ее 
внешность, и ее индивидуальность, и ее энергию. И эти ножки. Но, помимо всего 
перечисленного, меня действительно трогали за живое ее талант и то признание в 
глазах общества, которым она пользовалась благодаря своим замечательным 
качествам. Я знал, что являюсь далеко не единственным человеком, который 
считает ее настоящей звездой.
Я хорошо понимал, к чему все идет. Думаю, что Виктория тоже это понимала. 
Вскоре мы начали говорить с ней насчет помолвки. Я даже спросил ее, какого рода 
кольцо ей могло бы понравиться, и, будучи женщиной с совершенно ясным 
представлением о собственных вкусах в самых разных аспектах, Виктория немедля 
заговорила о специфической форме бриллианта — камень должен быть удлиненным и 
более тонким с одного конца, напоминая по форме парус небольшой яхты. Она была 
плотно занята в ансамбле «Спайс Герлз», так что вначале мы ни о чем конкретно 
не договаривались, но месяцев через шесть после начала наших встреч я 
организовал для нас уик-энд далеко за городом, в прекрасной старой гостинице, 
расположенной в Чешире. Из Манчестера туда надо было добираться по шоссе М6, и 
мы даже заранее провели однажды вечером, после домашней игры «Юнайтед», 
специальную разведку.
В любом случае я знал, что выбрал подходящее время. Неделю спустя Виктория и 
«Спайс Герлз» отправлялись в очередное турне, причем почти на целый год, в 
течение которого они планировали возвращаться в Англию всего пару раз, да и то 
не больше чем на несколько дней. В том чеширском отеле у нас была спальня с 
видом на озеро и расстилавшиеся за ним поля. Стоял август, и было холодновато, 
так что мы ужинали в номере, любуясь на садящееся вдали солнце. На нас были 
махровые халаты, которые явно не были самым подходящим одеянием для 
драматических сцен, и, после того как мы поели, Виктория села на кровать, а я 
опустился перед нею на одно колено и попросил выйти за меня замуж. Я всегда 
хотел жениться и иметь детей, и вот теперь нашел такую женщину, с которой готов 
и хочу провести всю оставшуюся часть своей жизни. На мое счастье, в тот 
августовский вечер в Чешире эта женщина сказала мне «да». И хотя я надеялся 
именно на такой ответ, мне трудно описать тот трепет, который пронзил меня, 
когда она произнесла это слово. Мне показалось, что по моему позвоночнику 
пронесся электрический разряд.
Я по-настоящему верю в необходимость делать подобные вещи традиционным способом,
 а это означало, что, сделав предложение Виктории, я прошел лишь самую легкую 
часть ожидавшего меня пути. Ведь я довольно хорошо представлял себе, что она 
испытывает ко мне такие же чувства, как и я к ней. А вот действительно трудная 
для меня часть пути предстояла впереди: мне надлежало попросить у отца Виктории 
руку его дочери и согласие на брак. Я сильно нервничал. перед тем как пробить 
одиннадцатиметровый штрафной удар в матче против Аргентины на первенстве мира 
2002 года, но та степень внутреннего напряжения, которая потребовалась мне. 
чтобы настроиться и задать Тони этот жизненно важный для меня вопрос, не 
слишком сильно отличалась от вышеупомянутой футбольной ситуации. Однако в обоих 
случаях я знал, что должен сделать это. Только вот в случае с Тони я не знал, 
как это сделать, где и когда. Мы были в доме у родителей Виктории в Гофс-Оук, и 
никто не был готов протянуть мне не то что руку помощи, но хотя бы единственный 
палец. Когда я спросил у Джекки, не может ли она сказать Тони, чтобы тот пришел 
поговорить со мной, та даже не подумала облегчить мне задачу:
— Нет, Дэвид. Вы должны сделать это сами. В конечном счете я загнал своего 
будущего тестя в угол пустовавшей комнаты, где, вообще-то, раньше жил мой 
будущий шурин. Для начала я спросил Тони, не можем ли мы переброситься парочкой 
слов с глазу на глаз, после чего вместе с ним потащился вверх по лестнице, 
причем чувствовал я себя так, словно меня вели на казнь. Пошатываясь, я вошел в 
бывшую спальню Кристиана и первым делом споткнулся о ножку кровати, сильно 
ушибив палец на ноге. Хорошо хоть Тони шел немного впереди, так что он не видел 
случившегося. Я смотрел на него. Он смотрел на меня. С дыханием дело у меня в 
этот момент обстояло не слишком хорошо, не говоря уже о том, чтобы выдавливать 
из себя какие-то слова, да и боль в ступне не помогала сосредоточиться. Но