мне было лет семь, мы с ним пошли на какой-то международный матч между 
школьниками, и мне пришлось стоять на своем месте, чтобы иметь возможность хоть 
что-либо видеть. Папа раз за разом неутомимо заставлял меня сесть. А я так же 
неутомимо продолжал вставать обратно. В конечном счете, сиденье обиделось на 
меня, я упал и выбил два передних зуба. Я был в крови, и папа вынужден был 
отвести меня домой.
Кроме прочего, «Уэмбли» всегда означал еще и финал кубка; мы были там в 1990 
году, на той удивительной встрече между «Юнайтед» и «Кристал Паласом», 
завершившейся вничью 3:3 и имевшей в себе все те элементы драмы, на которые 
только может надеяться истинный поклонник футбола, когда Иан Райт вышел на 
замену и почти принес им победу. Помню, я не мог пойти на переигровку, потому 
что у нас была выпускная школьная вечеринка, но мы и дома сходили с ума от 
радости, прыгая на диване и танцуя по всей гостиной, когда Ли Мартин забил 
победный гол. Всякий раз, когда «Юнайтед» добирался до финала, я вывешивал в 
окне своей спальни флаг с прикрепленной рядом с ним фотографией Брайана Робсона,
 чтобы каждый мог уже с улицы видеть, за кого я болею. Не знаю, кто первым 
высказал эту мысль, но она верна: дети мечтают играть вовсе не в той команде, 
которая выигрывает звание чемпиона лиги. Мечта каждого школьника — выступить в 
финале кубка. И пока мы праздновали победу на стадионе «Виллa-Парк», я знал — и 
мои родители знали, — что эта мечта близка к осуществлению.
До решающего матча на «Уэмбли» было еще шесть недель, и мы проводили игры в 
премьер-лиге, которые должны были обязательно выигрывать, но где-то в глубине 
души у меня все время сидела мысль о том, что я должен оставаться здоровым и 
продолжать играть достаточно хорошо, так, чтобы наверняка попасть в состав 
команды, которая выйдет на финал против «Ливерпуля». Как потом оказалось, могло 
случиться и иначе. Стив Брюс рассказал мне позже, что старший тренер думал, 
причем непосредственно перед финальной встречей, о том, чтобы оставить меня в 
резерве. «Ливерпуль» играл с тремя центральными полузащитниками, так что шеф 
вместе со Стивом и тренерским штатом совещались по поводу того, каким образом 
отреагировать на такое их построение. Предварительно было решено играть с 
активными крайними защитниками, а это означало бы, что я остаюсь на скамейке. 
На мое счастье, я в то время ничего не знал обо всех этих тактических тонкостях.
 Единственное, о чем я должен был думать, — это о победе над «Ливерпулем» и о 
том, чтобы сделать дубль, то есть выиграть и лигу, и кубок.
Для меня финал кубка федерации всегда выглядел особенным событием. Таким же он 
был и для клуба, в котором я играл. «Манчестер Юнайтед» выходил но многие 
финалы и выигрывал больше из них, чем какая-либо другая английская команда. 
Клуб и наш отец-командир знали, как это делается, и умели держать марку. Мы 
приехали в Лондон за несколько дней до игры, все одетые в новенькие костюмы, и 
остановились в прекрасной гостинице с видом на Темзу, неподалеку от Виндзора. 
Наряду с тренировками там были организованы разные мероприятия вроде стрельбы 
по глиняным голубям, которые явно не входили в традиционный набор занятий перед 
ответственной игрой игр у себя дома. Все это преследовало цель настроить нас на 
предстоящую игру, но одновременно тренерский совет хотел снять внутреннюю 
напряженность, дать нам возможность немного расслабиться. Насколько помнится, 
мы, молодые ребята, только и бродили все время по улицам с широкими улыбками на 
отрешенных лицах. Выступать за «Юнайтед» в финале кубка? Мы щипали себя, чтобы 
удостовериться: да, это не сон.
Поразительно, до чего же часто день финала кубка бывает солнечным. А в 1996 
году нам всем еще до начала игры было по-настоящему жарко — я даже помню, как 
меня это удивило. Вспотел я уже во время прогулки близ поля за час или около 
того перед началом матча. А ливерпульские игроки прогуливались по «Уэмбли» с 
таким видом, словно это была их собственная гостиная, да еще и вырядились в 
костюмы от Армани. Впрочем, на некоторых из них были только тренировочные брюки.
 Майкл Томас снимал все это на видеокамеру. Я искал глазами, где сидят мои мама 
с папой. Даже в такую минуту я не забывал, что для них этот день значит так же 
много, как и для меня.
Игра оказалась действительно жесткой и трудной. Да и утомительной тоже: поле 
было очень «вязким», потому что траву на нем долго не стригли, и она была 
слишком высокой. Возможно, события развивались бы совсем по-другому, если бы 
кто-то смог забить ранний гол. Быть может, это сделало бы игру более открытой. 
Мне представился неплохой шанс в первые пять минут, но Дэвид Джеймс отразил мой 
удар и выбил мяч на угловой. «Ливерпуль» старался не давать нам играть. Мы в 
свою очередь старались не давать играть им. И хотя второй тайм уже перевалил за 
середину, все выглядело так, что ни одной из команд так и не удастся забить.
Я вполне мог не попасть в стартовый состав. И меня чуть не заменили как раз 
перед тем моментом, который стал решающим для победы в этой игре. Шеф сказал 
мне позже, что собирался выпустить кого-то вместо меня. Он был недоволен моими 
угловыми в тот день; для таких плохо нацеленных ударов у него было специальное 
название: «дерьмовые угловые». Но прежде чем тренеры попросили о моей замене, 
мы получили право на очередной такой удар. Я побежал подавать, и когда 
повернулся спиной к зрителям, чтобы раздаться и пробить по мячу, мне каким-то 
образом пришлось сквозь назойливый шум и рев трибун расслышать голос одного из 
фанов «Юнайтед»: — Давай, Дэвид! Давай!
На сей раз мне удалось навесить как раз в нужную точку, за метр или два от 
границы вратарской площадки по направлению к одиннадцатиметровой отметке. Дэвид 
Джеймс вышел на перехват, но не смог удержать мяч, и когда тот попал к Эрику, 
стоявшему в метре от линии ливерпульской штрафной площадки, он пробил прямо с 
лета — мимо Джеймса и в ворота. То мгновение та эмоция были несопоставимыми со 
всем, что я испытывал когда-либо до этого, — пожалуй, столь же идеальные