Однажды на «Клиффе», уже после того как мы на сегодня закончили тренироваться, 
я зашел на автостоянку, собираясь ехать домой, и вдруг прямо перед носом у меня 
кто-то уселся в мое авто на место переднего пассажира. Это Дэвид Мэй догнал 
меня в расчете на то, что я его подброшу, и спросил, можно ли ему перескочить 
на задние сиденья. Поймите, я только что получил эту красивую новенькую машинку,
 и потому ответил «нет». Дэвид по сей день клянется, что на самом деле я сказал 
жестче: «Даже не думай. Не хочу, чтобы ты царапал и пачкал сапожищами кожу».
Ему потребовалось всего полчаса, чтобы в клубе каждый услышал об этом, а затем 
мне понадобилось несколько лет, чтобы самому перестать об этом слышать. Не 
помню, чтобы я говорил эту фразу, но — если быть действительно честным перед 
самим собой — вполне могу вообразить, что произнес ее. Я проявляю особую заботу 
о вещах, которые мне нравятся, а в раздевалке футбольного клуба — независимо от 
того, находится ли она на «Хэкни Маршиз» или на «Олд Траффорде» — у тебя могут 
из-за этого возникнуть неприятности. Футболисты всегда любят находить друг у 
друга слабые места, и если им это удается, они уже никогда от вас не отвяжутся 
и не оставят эту слабину в покое.
В моем характере всегда присутствовала такая черта, которая может показаться 
любовью к показухе — но только тому, кто не знает меня и моего настойчивого 
желания обладать вещами, которые мне по душе, а также присущего мне стремления 
проявлять свою индивидуальность, даже если из-за этого у меня возникают 
проблемы. Когда мне было приблизительно шесть лет, я помню свадьбу кого-то из 
наших родственников, куда меня пригласили в качестве мальчика, несущего шлейф 
невесты. Все мы отправились по магазинам выбирать себе соответствующие костюмы, 
и я, что называется, запал на один не совсем обычный комплект: темно-бордовые 
бриджи, белые гольфы до колена, вычурная белая блуза, опять-таки темно-бордовый 
жилет и пара балетных тапочек. Папа сказал, что я выгляжу в этом наряде глупо. 
Мама сочла себя обязанной предупредить меня, что собравшиеся гости непременно 
будут смеяться надо мной. Меня это не волновало. Мне понравился этот набор 
одежек, и я хотел надеть только его. Но не думайте, что речь шла исключительно 
о свадьбе — я желал носить его постоянно. Думаю, что я запросто надел бы его и 
в школу, если бы только родители мне позволили.
Наряду с сильным стремлением обзавестись вещами, которые мне нравятся, я очень 
внимателен и заботлив к тому, что у меня уже есть. Моя мама расскажет вам, как 
я, приходя из школы, имел привычку сразу же переодеваться, а играть в футбол я 
выбегал, только после того как почищу свою грязную одежду и аккуратно сложу ее. 
Я и сегодня более опрятен, чем почти все, кого я знаю. Когда я впервые пришел в 
«Юнайтед», другие мальчики моего возраста не были убеждены в правильности моих 
действий по соблюдению порядка и, возможно, видя их, считали аккуратизм и 
модничанье некой особенностью моего характера, хотя все равно им представлялось,
 что я малость перегибаю палку. Однако правда такова: идет ли речь о свадебном 
наряде маленького мальчика, о клубном автомобиле, с кожаными сиденьями или же о 
татуировке либо саронге (индонезийская национальная одежда), до которых мы еще 
дойдем, — мое поведение не имеет ничего общего со стремлением добиться 
преимущества, поставить других в невыгодное положение или привлечь к себе 
особое внимание. Мои друзья и товарищи по команде знают теперь (так же, как моя 
семья знала всегда), что я обладаю собственными вкусами, и если я в состоянии 
потворствовать им, то буду это делать независимо оттого, каким образом 
отреагируют на мои действия другие люди. Я всегда был в этом смысле постоянен и 
считал так: то, что мне нравится — это неотъемлемая часть того, кем я являюсь.
Все, что происходило вокруг футбола, хотя порой и достаточно далеко от него, 
только усиливало волнение, которое я испытывал на «Олд Траффорде» на протяжении 
своего первого сезона в качестве постоянного игрока основы. Я просыпался каждое 
утро, с трудом веря тому, что продолжало происходить вокруг меня. А потом ехал 
на тренировку, размышляя о своей жизни и повторяя самому себе: «Я — игрок 
первой команды. Я занимаюсь своим делом на главном поле «Клиффа». У меня есть 
мое собственное место на автостоянке, и там белой краской выведены мои 
инициалы». Когда я еще мальчиком впервые пришел на тренировочное поле, то эти 
белые линии разметки с инициалами тех игроков «Юнайтед», которых я боготворил, 
казались мне наглядным воплощением всего, чего я мечтал достигнуть и кем хотел 
стать. Теперь я сам принадлежал к этому кругу спортсменов, и, пожалуй, кому-то 
другому было бы на моем месте легко отмести прочь все эти воспоминания и 
сантименты. Однако люди, работавшие в клубе, и в особенности наш старший тренер,
 не позволяли, чтобы такое случилось. Они отнюдь не начали внезапно вести себя 
по-другому со мной и другими молодыми парнями только потому, что где-то на 
гудроновой площадке написало «ДБ», а я, Гэри и остальные ребята каждую неделю 
железно попадали в заявочный список.
А еще я каждое утро был взволнован предстоящей возможностью потренироваться 
вместе с Эриком Кантоной. Мы хорошо начали без него тот памятный сезона 1995/96 
годов, но возвращение капитана в клуб и в команду имело большое значение. Не 
знаю, как поступали другие игроки, но если в раздевалке присутствовал Эрик, я 
исподтишка наблюдал за ним — следил, что он делал, и в ходе подготовки к матчу 
пробовал действовать точно так же, как он. Если там находился он, то я, как мне 
кажется, едва замечал кого-нибудь или что-нибудь еще. Я всегда был страстным 
болельщиком, и притом болельщиком «Манчестер Юнайтед». И продолжаю им 
оставаться. Когда мне в мальчишеские годы впервые представился шанс войти в 
раздевалку на «Олд Траффорде», я спросил, где обычно сидел Брайан Робсон, чтобы 
самому посидеть на этом месте. То же самое могу сказать и об Эрике, а потому я 
никак не мог до конца осознать тот факт, что сижу рядом с ним на установке 
перед матчем, не говоря уже о том, что ближе к вечеру мы вместе выбегаем на 
поле.