которую я впутался. И тут я не смог совладать с собою и тоже начал сперва 
хихикать, потом и громко смеяться. Я не вправе хоть сколько-нибудь винить Дину 
за то, что превратило оставшуюся часть дня в страшно длинный и печальный эпизод 
из жизни одного подростка.
На самом деле у меня осталось множество хороших вспоминаний о времени, 
проведенном с Диной, а также с ее семьей. Они вели себя настолько гостеприимно, 
что просто не рассказать. Судите сами: не успел я появиться на пороге, как уже 
знал, что в следующую секунду неминуемо окажусь на кухне, где на стол 
выставлялся чайник, а следом обязательно предлагалось что-нибудь поесть. И все 
это делалось с большой теплотой. Вроде бы без особых усилий и уж точно безо 
всякой помпы родители Дины позволяли мне почувствовать себя так, будто я был 
одним из членов их семьи. Ее папа, Рей, был обладателем сезонного абонемента на 
игры «Ливерпуля», и время от времени я отправлялся в компании с ним понаблюдать 
за игрой на местном стадионе «Энфилд». Думаю, находясь вдали от отца, я 
привязался к Рею. Он иногда прихватывал меня с собой даже в паб. Конечно же, 
после нескольких полупинт пива я начинал немного пошатываться. Потом мы вместе 
дружно возвращались назад, домой, где нас ждал какой-нибудь ужин. Вот уж где 
был для меня действительно хороший способ узнать кое-что о жизни мужчин, так 
это общение с подвыпившим отцом моей подружки. Это было прекрасное время в моей 
жизни, и я всегда буду благодарен Дине, что она ничем его не омрачила. Я знаю, 
что с тех пор газеты неоднократно предлагали ей деньги, если она согласится 
рассказать обо мне разные истории, но она всегда отправляла этих писак подальше.
 Дело тут просто в том, что такой уж она человек, и, кроме того, я надеюсь, что 
когда она вспоминает время, проведенное нами вместе, то испытывает в этой связи 
только добрые чувства — так же, как и я.
Если отвлечься от футбола, то жизнь в Манчестере в значительной своей части 
была для меня в чем-то совершенно новой или, по крайней мере, плохо знакомой. 
Для начала у меня имелась хорошая компания — группа местных парней. Гэри и 
Филип Невилл, Ники Батт и Пол Скоулз — все они были из Манчестера или жили 
поблизости, так что тренировались в «Юнайтед», с тех пор как подписали 
предварительный контракт, хотя эти ребята и не бывали на тех каникулярных 
тренировочных сборах, которые я посещал и прошлые годы. В то время я этого не 
осознавал, но думаю, что поначалу они вообще не воспринимали меня всерьез. Гэри 
говорил мне, что они ставили меня не больно высоко и держали за эдакого 
маленького и очень шустрого кокни. И я могу понять, почему так было. Вовсе не 
потому, что я был слишком шумным или что-нибудь в этом роде — просто получалось 
так, что когда нам раздавали форму, это всегда заканчивалось одинаково: самый 
красивый тренировочный костюм и бутсы, лучше всего сидящие на ноге, доставались 
мне. Случилось так, что у меня сложились прекрасные отношения с человеком, 
который отвечал к нашем клубе за форму, Норманом Дэвисом, и тот явно отдавал 
мне предпочтение. Но, во-первых, я знал Нормана долгое время, еще с тех пор, 
когда совсем пацаном приезжал сюда на игры, а во-вторых, его симпатия ко мне, 
возможно, была наградой за то, что все те годы я помогал ему убирать раздевалки 
первой команды в таких местах, как «Эптон-Парк».
Я был родом из Лондона, а другие мальчики — из Манчестера и его окрестностей, 
но удивительно, до чего много у нас было общего. Кроме страстной любви к 
футболу и честолюбивого стремления играть в «Юнайтед», даже в нашей прошлой 
жизни была масса такого, что примиряло нас, невзирая на наши амбиции. Например, 
у Гэри с Филом мама и папа очень напоминали моих родителей. Они также приезжали 
на каждую игру. Думается, Невиллы и Бекхэмы исповедовали одни и те же ценности 
и смотрели на жизнь. Папа всегда готов вернуть тебя с небес на землю. Но ведь я 
же не бегал вокруг, хвастая всем и каждому, что я, мол, подписал контракт с 
«Юнайтед». Я только с нетерпением ожидал развития событий и не мог дождаться 
начала настоящей работы в Манчестере. Но как только я попал туда, то, конечно 
же, быстро понял, что имел в виду мой папа. Мальчиком я смог побывать на 
«Клиффе», старом тренировочном поле «Юнайтед», и понаблюдать, как тренируется 
первый состав команды. Теперь я должен был сам приходить туда каждое утро, 
чтобы заниматься рядом со старшими и более опытными игроками из основы. И тут 
до меня немедленно дошло, что самое важное вовсе не в том, чтобы попасть в 
«Юнайтед». Главное — упорно трудиться, не жалеть сил и тем самым в конечном 
итоге добиться, чтобы мне позволили остаться в команде.
Впрочем, если задуматься на сей счет, то для нас никогда не было ни малейшего 
шанса на что-либо иное, кроме упорной работы. И уж, во всяком случае, не под 
началом тренера Эрика Харрисона. Когда я начинаю думать о людях, которые 
действительно оказали решающее влияние на формирование моей карьеры, то, 
разумеется, должен в первую очередь назвать своего отца и Алекса Фергюсона, а 
также Эрика. Даже теперь, через десяток с лишним лет с момента нашей первой 
встречи я нередко обращаюсь к нему за советом. Он говорит мне то, что думает, а 
вовсе не то, что я, как ему кажется, хотел бы услышать. И подобно каждому из 
ребят, с которыми этот человек работал в «Юнайтед», я знаю, что он всегда 
заботился обо мне. В ту пору я был абсолютно уверен, что в душе у него на 
первом месте стоят мои интересы. Да и теперь я продолжаю испытывать точно такие 
же чувства.
Впрочем, иногда Эрик мог внушать страх. Мы заранее знали о его репутации, и по 
этой причине я даже немного беспокоился. Но я скоро разобрался, каким блестящим 
тренером он был. Все, что он делал с нами, было безошибочным и направленным, 
что называется, и самую точку. Это касалось и занятий, которые он проводил, и 
того, как он заставлял нас упорно работать и насколько глубоко понимал 
испытываемые нами чувства, а также, в какой большой мере помогал нам поверить в 
себя. Возможно, Эрику действительно попалась тогда группа талантливых парней,