поверить отцу-командиру на слово и воспринять его заявления всерьез. Я высказал 
основное из того, что должен был довести до его сведения, и мне показалось 
немного странным, что отец-командир не набросился на меня. Его сегодняшнее 
поведение ни на мгновение не искажалось гневом. Возможно, именно поэтому наша 
встреча не привела к тому, на что я рассчитывал, — к подлинному улаживанию 
разногласий и примирению или же к моему заявлению о намерении уйти. Вместо 
этого он сказал, что хочет продолжить нашу совместную работу:
— Ты общайся со мной. Я стану общаться с тобой. Будем оба профессионалами и 
продолжим с того места, где мы сейчас находимся.
Я встал и направился к выходу из кабинета. Тут шеф обратился ко мне в том 
полушутливом и слегка саркастическом тоне, как он это умеет:
— Прежде чем ты начнешь плакать, подойди ко мне и пожми мою руку.
Я не испытывал желания плакать. Не уверен также, что это был удачный момент для 
рукопожатия, но я сделал, как он просил. У меня наш разговор оставил такое 
чувство, что ничего не было решено и ничего в действительности не изменилось.
Тем не менее, следующим утром на тренировке у меня сложилось впечатление, 
словно что-то все же сдвинулось с мертвой точки. Отец-командир держался со мной 
совершенно по-иному (во всяком случае, так мне показалось) — позитивно, 
ободряюще, даже дружелюбно.
В течение некоторого времени все выглядело прекрасно. Создавалось впечатление, 
будто наша встреча, в конце концов, привела к той цели, которую я себе ставил. 
Я вроде бы получил все, в чем нуждался, чтобы прекратить свое сползание во 
мраке, которое ощущал в последние месяцы, и снова увидеть перед собой свет. 
Поскольку мне перестали каждый день костылять по шее, то я смог снова 
тренироваться и играть так, как мне это не удавалось на протяжении многих 
недель. У меня появилось такое чувство, словно я и шеф сумели оставить позади 
ту полосу напряженных отношений, которые имели место между нами, начиная, как 
уже говорилось, со сломанного ребра и моего посещения Букингемского дворца.
Я был неправ. На самом деле это было затишье перед бурей.
В воскресенье, незадолго до моего отъезда на сборы команды Англии, мы играли у 
себя дома с «Манчестер Сити». Ранее в этом же сезоне мы проиграли дерби на 
стадионе «Мэйн Роуд» со счетом 1:3. Я тогда не выходил на поле, так что данное 
поражение никак не могло быть моей виной. Уже хорошо. На следующий день после 
той неудачи Гэри Невилл рассказывал мне, что в раздевалке отец-командир был 
таким злым, каким он его никогда не видел после матча. Увы, на «Олд Траффорде» 
результат оказался не намного лучше. Мы пропустили гол незадолго до конца игры, 
которая в итоге завершилась ничьей 1:1. Впоследствии в раздевалке старший 
тренер выбрал именно меня в качестве объекта для критики, утверждая, что я 
слишком часто терял мяч. Сам я мог вспомнить только несколько пасов, которые не 
доходили до адресата. Я не выступал, а просто сидел и давал ему возможность 
высказаться, но потом в течение всей недели сожалел, что поступил так. Если бы 
я в тот день постоял за себя вместо того, чтобы дожидаться следующей домашней 
игры, то, возможно, того взрыва, который тогда произошел, не было бы, и события 
развивались бы не столь бурно.
В народе говорят, что перемена занятий — тоже отдых. Но та неделя, когда 
сборная Англии уступила 1:3 Австралии на «Эптон Парке», таковой, конечно же, не 
была. Первую половину этой встречи отыграли футболисты постарше, но мы ни 
минуты не действовали с огоньком. На поле царила довольно странная атмосфера, 
когда мы заранее знали, что по истечении 45 минут вместо нас выйдут молодые 
ребята — абсолютно другая команда. Австралийцы, большинство из которых играли в 
футбольных клубах Англии, отлично уловили наше настроение, постоянно шли вперед 
и к перерыву лидировали в счете, забив два гола. Я был поле. Едва мы вернулись 
в раздевалку, я спросил у Свена, можно ли мне сыграть, по крайней мере, хоть 
часть второго тайма. Я считал, что мы обязаны реабилитировать себя в глазах 
болельщиков сборной Англии и в собственных тоже, то есть попробовать исправить 
ситуацию. Он ответил отрицательно, объяснив, что такова была предварительная 
договоренность, и вообще моя просьба не является хорошей идеей. Это 
товарищеская встреча, дававшая ему возможность взглянуть в деле на ребят вроде 
Уэйна Руни. И если подумать об отборочном матче к турниру «Евро-2004», 
состоявшемся позже в том же сезоне против Турции на «Стадионе света», и о том 
вкладе, который внес в указанную встречу этот семнадцатилетний паренек, то 
никто, мне думается, не сможет сказать, что решение Свена в матче против 
Австралии не было правильным.
До наших следующих, настоящих отборочных встреч оставалось еще несколько недель,
 так что пока еще никто не смотрел настолько далеко вперед. После поражения в 
игре с Австралией, состоявшейся в тот февральский вечер, старший тренер сборной 
Англии и ее футболисты получили в печати изрядный нагоняй. Свена начали 
критиковать еще в первые дни после чемпионата мира. Наш стартовый отборочный 
матч к европейскому чемпионату 2004 года, проходивший на выезде в Словакии, 
оказался по-настоящему трудной игрой, к тому же на ужасном поле. Мы победили, 
но для газетчиков этот факт, казалось бы, не имел значения — нас критиковали в 
СМИ за отсутствие всякого стиля и игру без капли страсти. Что же касается меня, 
то я считал эти три очка прекрасным достижением. Затем, выступая дома против 
Македонии, мы, хоть и показывали в ходе встречи отдельные фрагменты хорошего 
футбола, ограничились всего лишь ничьей в матче против команды, которую, по 
всем прогнозам, должны были разгромить. У нас явно сбился прицел, и внезапно 
именно те люди, которые в свое время не одобряли назначения Свена на пост 
тренера английской сборной, увидели в ничейном итоге со «слабаками» свой шанс 
устроить над ним судилище и в результате настоящей травли выгнать его с работы.
Основная критика сосредоточилась на том, что мы выставили две совершенно разные