меня в любом случае не имелось возможности уйти в «Юнайтед», — разве что если 
бы мы перебрались в Манчестер. В итоге я выбрал «Шпоры». Пожалуй, это решение 
было как-то связано с тем фактом, что мой дедушка являлся бешеным фанатом 
«Тоттенхэма». Помню, как я в то время сказал маме: «Вот уж дедушка наверняка 
будет доволен, не так ли?»
«Тоттенхэм» казался мне тогда дружественным клубом, в ту пору менеджером и 
старшим тренером там был Дэвид Плит. Здесь я чувствовал себя более чем дома. 
Тренировочный процесс был хорошо налажен, и в «Шпорах» имелось несколько 
превосходных игроков моего возраста: к примеру, в ту же самую группу, что и я, 
входил Ник Бармби, равно как и Сол Кэмпбелл, который уже тогда выглядел весьма 
импозантно. Не знаю, что думали обо мне тренеры и другие ребята, когда я, 
возвращаясь домой, садился на поезд облаченным в свою обычную форму «Манчестер 
Юнайтед».
Я не собирался скрывать, что являюсь преданным болельщиком «Юнайтед», хотя в то 
же время получал большое удовольствие и от пребывания на «Уайт Харт Лейн». 
Несмотря на интерес со стороны лондонских клубов, для меня всегда существовал 
только «Манчестер Юнайтед». Пожалуй, в любом случае я бы так или иначе стал в 
конечном счете их верным поклонником или игроком, но уверен, что главным 
фактором здесь явился отец. Он изначально был из тех кокни, или коренных 
лондонцев, которые отдавали предпочтение «красным». И он передал эту свою 
страсть мне прежде, чем я мог хотя бы осознать, что он заразил меня ею. Папе 
было десять лет во время мюнхенской авиакатастрофы 1958 года. Он уже до этого 
болел за «Юнайтед», но та памятная трагедия превратила для него эту команду в 
некую пожизненную навязчивую идею. Думаю, то же самое произошло с большинством 
приверженцев «Манчестера», принадлежащих к его поколению. Когда я был 
мальчишкой, мы часто говорили об игроках «Юнайтед» того времени: о Робсоне», 
Страхане, Хьюзе и остальных. Но кроме того, папа нередко рассказывал мне о 
«мальчиках Басби», о матчах европейского кубка чемпионов на «Уэмбли», о Бесте и 
Стайлсе, о Лоу и Чарльтоне. Чем мог быть для меня любой другой клуб? С самого 
детства, даже еще не став подростком, я жил среди людей, говоривших мне, что, 
по их мнению, у меня немалые шансы стать когда-нибудь профессиональным игроком 
именно этого клуба. Не знаю, родился ли я для «Юнайтед», но вот воспитали меня 
определенно для этой команды. И силой, поддерживавшей меня в стремлении 
двигаться вперед, была надежда, что в конечном итоге я получу то заветное 
приглашение, которого ждал всегда с того момента, когда впервые ударил ногой по 
мячу.



2. Мужчина в коричневой «Сьерре»


«Ну, так что вы собираетесь рассказать мне об этом юном пареньке?»

«О чем ты хочешь сказать, мам?»
«Очень удачно, что ты провел сегодня хорошую игру».
«Почему?»
Сегодня я играл в моей команде, которая выступала за район, в «Уолтхэм Форест», 
причем далеко от нашего Редбриджа. Мне, должно быть, уже стукнуло в тот момент 
одиннадцать. Мой папа работал и не смог прийти, чтобы понаблюдать за этой 
встречей, так что отвезла меня туда мама. «Хорошая игра» была, вероятно, одной 
из лучших среди тех, которые я успел к этому времени провести за эту команду, и 
помню, каким довольным выходил я потом вместе с остальными мальчиками из 
раздевалки. Мама ждала меня. Мы неспешно добрались до автостоянки, и я забросил 
свою сумку на заднее сиденье машины. И только в этот момент я заметил, что у 
нее на глазах слезы.
— Просто очень удачно сложилось, что ты провел сегодня хорошую игру.
— Ага. Но почему?
— Там был этот человек, разведчик из «Манч Юнайтед». Они хотят взглянуть на 
тебя.
Я до сих пор все еще помню тогдашний прилив радости и волнения. В этом чувстве 
присутствовало и облегчение. Я тут же, на месте разрыдался, а после еще долго 
плакал и плакал. Просто не мог поверить, что мне подвалило такое счастье. Меня 
потом очень долгое время мучил вопрос, услышу ли я когда-либо снова эти слова: 
«Он — разведчик из «Манч Юнайтед»». Его звали Малкольм Фиджен. Позже он зашел к 
нам домой поговорить с моими родителями и объяснил им, что клуб хотел бы 
испытать меня в Манчестере. А затем, несколько дней спустя, Малкольм подъехал в 
своем «Форде-Сьерра» коричневого цвета, чтобы отвезти меня на север.
Я обязан Малкольму очень многим. Это он был лондонским разведчиком «Юнайтед» и 
тем человеком, который взял меня в клуб и присматривал за мной, пока я не 
перебрался туда на совсем. Тогда я поехал с ним в первый раз и затем ездил 
снова два или три раза на другие «экзамены». Мне это очень нравилось — 
оставаться в Манчестере сразу на несколько дней или даже на неделю, все время 
играя в футбол и разговаривая о футболе с утра до ночи. Я делал все, что мог, 
чтобы произвести должное впечатление, и работал изо всех сил. В конечном счете, 
нам сказали, что клуб хочет подписать со мной необходимые бумаги. Однажды 
вечером у нас дома зазвонил телефон, и папа поднял трубку. Минуту или две 
спустя он возвратился к нам, а на лице у него было такое выражение, словно он 
не мог поверить тому, что услышал пару мгновений назад. Еще бы, ведь начинало 
сбываться то, что всегда было его мечтой, да и моей тоже.