бы сказал, что в данный момент чувствую себя ближе к своей старшей сестре, чем 
это было в ту пору, когда мы были совсем юными.
По-другому обстояло дело с Джоан. Мне было пять лет, когда она появилась на 
свет. Я все еще отлично помню, как стоял на кухне нашего дома, а туда вошел мой 
папа и сообщил мне о ее рождении, после чего я разрыдался. На самом деле мне, 
конечно же, хотелось иметь братика. Но мы с ней прекрасно ладили: если я хотел, 
чтобы она встала на ворота в нашем садике за домом, она никогда не говорила 
«нет». Она просто все время тянулась за мной, как хвостик: на футбол, в парк, 
по магазинам, словом — всюду. Джоан стала теперь парикмахером, пойдя по стопам 
мамы, но только в последние годы, с тех пор как она начала работать, а я 
женился, мы прекратили проводить вместе достаточно много времени. Думаю, ей 
надо в конечном счете вырасти из этого, да и мне тоже. Однако иногда мне 
действительно не хватает рядом моей маленькой напарницы. Уверен, что и Джоан в 
такой же мере недостает возможности побегать со старшим братом.
Мама всегда пыталась добиться, чтобы мы садились ужинать вместе, всей семьей. 
Именно в это время они с папой старались узнать о моих занятиях и заставляли 
меня рассказывать им, чем я занимался в школе. Теперь я сам поступаю точно так 
же с Бруклином. И когда я спрашиваю его об этом, то обычно получаю тот же самый 
ответ, какой мои родители получали от меня: ничем. И не то чтобы это была тайна 
или нечто в этом духе, просто так уж устроены все дети, вверно? Когда я ходил в 
начальную школу, то иногда мог дома помочь маме с готовкой или другими делами. 
Я мог забрать Джоан в сад или в гостиную, чтобы поиграть с ней, — тогда маме не 
надо было возиться с малышкой, пока она готовила. Когда подходило время сесть 
за стол, то накрывать его было обычно моей работой. Потом, в неполной средней 
школе, я выбрал себе предмет под названием «домашнее хозяйство» (в основном это 
была кулинария), потому как альтернативой являлось удвоение времени, отводимого 
на изучение естественнонаучных дисциплин. В любом случае я любил, находясь дома,
 торчать на кухне. К тому времени, когда мне исполнилось тринадцать лет, мама, 
уходя на работу, поручала мне приготовить обед на всех. Если же она работала 
дома, я заваривал чай и красиво выкладывал на тарелочку печенье для ее клиентов,
 пока те находились у нас.
Должно быть, мои родители чего-то недоглядели, поскольку, когда я пошел учиться 
дальше — в Чингфордскую среднюю школу на шоссе Невин-драйв, — оказалось, что 
там играют вовсе не в футбол, а в регби. К счастью для меня, наш преподаватель 
регби, Джон Баллок, был жестким учителем, умеющим добиваться дисциплины, но 
одновременно — прекрасным человеком. Он замечательно обходился со всеми нами, и,
 как мне всегда казалось, был готов уделить много времени лично мне. Он был 
просто фантастическим наставником. Увы, этот совсем еще не старый мужчина умер 
несколько лет назад — в тот же злополучный вечер, когда меня удалили с поля в 
матче против Аргентины, который проходил в Сент-Этьенне. Но до этого печального 
момента он был одним из очень немногих учителей, с которым я оставался в 
контакте. Даже после своего первого отъезда на «Олд Траффорд» я имел 
обыкновение писать м-ру Баллоку, а также заходить в школу, чтобы повидаться с 
ним. Думаю, это много значило не только для меня, но и для него. Я не раз 
слышал от наших общих знакомых, что он по-настоящему обожал меня и все время 
только и делал, что говорил обо мне.
Не думаю, чтобы м-р Баллок особенно интересовался футболом, но получилось так, 
что многие из нас, мальчишек, всю дорогу ходили за ним и приставали к нему с 
просьбами дать возможность заняться этой игрой. Наконец, мы добились своего — и 
все изменилось. Как только у нас появилась школьная футбольная команда, мы 
начали выигрывать всяческие лиги кубки, и для нас это было замечательно. 
Впрочем, это было замечательно и для школы тоже. Пожалуй, именно футбол помогал 
мне чувствовать себя там счастливым. Не скажу, чтобы я особо интересовался 
уроками. Я был чемпионом нашего местного округа в беге по пересеченной 
местности и плавал за Чингфордскую среднюю школу, но в моей жизни была только 
одна вещь, которой я действительно хотел заниматься. Мне очень повезло, что у 
меня с самого раннего возраста имелся этот мощный стимул, эта неослабевающая 
тяга к футболу. Поскольку я отлично знал, кем хотел стать в будущем, то какой 
был смысл на пути к цели бездельничать или заниматься ерундой? Правда, 
разок-другой у меня случались неприятности из-за того, что я бывал слишком 
развязным и дерзким, чему подвержен едва ли не каждый подросток. Но большую 
часть времени я не особенно-то задирал нос и выполнял домашние задания. 
Например, у меня была привычка заскочить в дом к Алану Смиту, где его мама, Пэт,
 помогала мне сделать уроки. Помню, она действительно хорошо разбиралась в 
математике, да и Алан тоже. Сейчас он занимается страховым бизнесом в банке 
Ротшильдов, и я время от времени сталкивалось с ним: он женат и переехал совсем 
в другое место, но по-прежнему иногда работает в кабинете, который устроил себе 
на чердаке родительского дома, возле мамы и папы. Важно то, что я никогда не 
пропускал школьных занятий, если не заболевал, — будь то в начальной школе 
«Чейз Лейн» или в Чингфордской средней школе.
Если бы не было футбола, то не знаю, что бы я в конце концов стал делать, когда 
вырос. Мне нравились уроки музыки, и в начальной школе учителя считали, что у 
меня приличный голос. Я пел соло в школьном хоре, еще непосредственно перед тем 
как покинул ее. Но единственным предметом, который действительно доставлял мне 
удовольствие на протяжении всей учебы в школе, было изобразительное искусство. 
Даже до того как поступить в Чингфордскую среднюю школу, я любил рисовать 
карандашами и красками. Так же, как и во времена начальной школы «Чейз Лейн», у 
Джоан имелось все необходимое для того, чтобы в сараюшке, стоявшем у нас в 
садике, заниматься живописью. Оставаясь в дождливые дни дома, я проводил многие 
часы, копируя персонажей из мультиков Диснея, которых находил в комиксах.