оставалось ярдов десять, судья усмотрел в действиях греков против меня какое-то 
нарушение, которого на самом деле, вероятно, не было. До ворот было слишком 
далеко, чтобы пробивать в рамку. В этот момент тренер решил вместо Робби 
Фоулера выпустить на поле Тэдди Шерингэма. Ожидая выполнения этой замены и 
устанавливая мяч, я заметил на траве обрывок красной карточки. Импульсивно я 
схватил эту бумажку и отшвырнул ее подальше от себя.
Меня переполняли обида и разочарование, и этот жалкий мусор показался мне вдруг 
виновником всех наших неприятностей. Тем временем Тэдди, энергичной трусцой 
пробегам мимо меня, сказал:
— Следи за мной. Просто следи за мной.
Я понимал, что он имеет в виду, — мы ведь провели вместе так много игр в 
составе «Юнайтед». И подал штрафной удар как раз в то место, куда, как я знал, 
Тэдди сейчас сделает рывок. Теперь ему нужно было только хорошо подставить ногу 
— он в точности знал, куда шел мяч, и смог послать его мимо греческого вратаря 
в дальний угол ворот. Мы сравняли счет и опять увидели перед собой реальную 
возможность попасть в финальную стадию — если не напрямую, то хоть после пары 
стыковых матчей. Но эта возможность светила нам лишь в одну минуту. Едва мы 
отпраздновали успех, как греки перехватили мяч, быстро прошли впереди снова 
забили. «Ну, вот. Похоже, сегодня не наш день, верно? Придется играть стыковые 
встречи».
Я был просто убит. И видел, как в тот же момент плечи других наших игроков 
поникли — наверняка и у них в головах пробегали такие же мысли, что и у меня. 
Потом мы, конечно же, продолжали идти вперед. Другого выбора просто не 
существовало. Однако я не видел, каким образом мы сможем снова забить. Еще 
несколько штрафных ударов в моем исполнении, и еще несколько раз мяч пролетал 
слишком далеко от прямоугольника ворот: возможно, именно поэтому я носился 
кругом, как бешеный. Меня терзало разочарование из-за стольких упущенных 
возможностей. Ведь в течение игры я пробивал столько штрафных ударов — семь или 
восемь, — и ни разу не попал куда надо. Шла последняя минута основного времени, 
и у Найджела не оставалось времени ни для чего другого, кроме как сильно выбить 
мяч, — куда подальше. Принимал его Тэдди, и справился с этим успешно, после 
чего тут же рванулся вперед. Не знаю, действительно ли его толкнули в спину 
слишком грубо, но этого оказалось достаточно, чтобы мы заработали еще один 
штраф, почти по центру, чуть левее и в пяти ярдах от линии греческой штрафной 
площадки.
Я устанавливал мяч. Подбежал Тэдди, как будто желая забрать его у меня и самому 
выполнить этот удар:
— Я пробью.
Сегодня я смазал изрядное количество штрафных, но все равно не собирался 
отдавать кому-то эту последнюю возможность.
— Нет, Тэд. Отсюда для тебя слишком далеко.
Не знаю, почему я так сказал, поскольку это была неправда, но Тэдди посмотрел 
на их стенку и уступил мне право на удар. Я понимал, что это наш последний шанс.
 Попробовал успокоиться и укротить нервы, сделав несколько глубоких вдохов. 
Тэдди занялся тем же, что делал всегда (тут он большой специалист): 
расположившись позади стенки, Тэдди смотрит, где располагается вратарь, и 
становится прямо перед ним, вместе с тем обходясь без блокировки. А потом в 
самый последний момент он дергается в сторону, и это каждый раз сбивает вратаря 
с толку и заставляет его менять положение. Если бы Тэдди не проделал этой 
хитрой операции, то, возможно, греческий вратарь среагировал бы вовремя и спас 
свою команду. Но это все было впереди. А пока я лишь концентрировался на том, 
чтобы мой удар наверняка пришелся в рамку ворот. Потом разбежался — и уже в 
момент контакта с мячом знал, что на сей раз вмажу.
Всем зрителям, которые были в тот день на «Олд Траффорде», и тем, кто наблюдал 
за игрой по телевизору, не нужно напоминать, что я после этого гола немного 
отрубился. Тэдди побежал вынимать мяч из сетки, а я отошел куда-то в сторону, 
празднуя свой успех вместе с Рио, Эмилем и Мартином Киоуном, совершенно забыв, 
что нам, может быть, нужен еще один гол и победа. На меня накатило какое-то 
странное чувство отрыва от реальности, и не только я один совершенно потерялся 
на несколько десятков секунд. Мартин — великолепный профессионал и 
замечательный человек. Я никогда не видел его в таком состоянии и до сих пор 
начинаю смеяться, когда вспоминаю его лицо и то, как он вытаращил глаза. И при 
этом повис на мне, хохоча и выкрикивая:
— Это потрясающе! Это просто потрясающе! Вот потому-то ты и есть настоящий 
мужик!
Но внезапно до нас дошло, что это может быть вовсе не конец. Не исключено, что 
нам нужно снова забивать. Ведь Германия играла в тот же день и в то же время у 
себя дома против Финляндии. В перерыве там была нулевая ничья, и если бы в 
Манчестере и Мюнхене ситуация осталась без изменения, то дальше проходили мы. 
Но в тот момент я был слишком возбужден, чтобы заниматься арифметикой. Отбежав 
к середине поля, я увидел Стива Маккларена, который стоял у самой боковой линии,
 и прокричал ему:
— Какой там счет?
— Ноль-ноль.
— Уже закончилось?
— Почти.
Греки начали с центра и через наши спины забросили мяч вперед. Помню, как я 
молился, чтобы они не окатили нас опять холодным душем. Едва только мяч вышел 
из игры, я обратился к Гэри Невиллу:
— Ну, и что теперь? Если они делают ничью, то нам надо побеждать?