говорили, что о значении игры, насколько для команды важно автоматически 
попасть на чемпионат мира с первого места в отборочной группе. Должны ли мы 
непременно победить? А может достаточно ничьей? А как насчет разницы мячей? От 
всей этой арифметики голова шла кругом. Во всех этих рассуждениях было одно: 
победа над Грецией означает, что уже не важно будет, как сыграют немцы. Именно 
на таком результате мы должны были сосредоточиться. Но этому ничуть не помогало 
то обстоятельство, что СМИ и английские болельщики, похоже, считали, будто 
главная и самая важная работа уже позади, а теперь, у себя дома, мы выиграем 
без всяких проблем. Но пока что нас ожидали пять дней нервотрепки и 
беспокойства, выделенных для подготовки. Наконец-то пришла суббота, и 
напряженность в нас и вокруг было гораздо больше, чем следовало бы ожидать.
Я был на таком же взводе, как и все остальные, хотя передо мной стояло больше 
проблем, чем у других игроков сборной Англии. Во-первых, игра проходила на «Олд 
Траффорде». В последний раз я выходил здесь в международном матче на замену, 
когда мы выступали на этом стадионе против команды Южной Африки, давно, еще в 
1997 году. Теперь на дворе стоял октябрь 2001 года, и я был одним из ведущих 
игроков «Юнайтед», который к тому же выводил сборную Англии на поле в качестве 
ее капитана. Разве на трибунах нашелся бы человек, который не ждал с 
нетерпением этого момента? Во-вторых, нам предстояло играть во всем белом. На 
этой неделе ко мне обратился человек, отвечающий в английской сборной за форму, 
чтобы узнать мое мнение о том, должен ли он спросить у Свена, насколько нам 
годится такой цвет. Чисто белая форма — это одновременно и запасной вариант у 
«Юнайтед», и одна из версий облачения сборной команды Англии, и даже, к примеру,
 цвет мадридского «Реала». Мне всегда нравилась такая форма, и старший тренер 
Англии тоже не возражал, чтобы мы надели ее против Греции. Кроме того, я с 
нетерпением ждал матча, который состоится на моем домашнем стадионе. Но вот о 
чем я не слишком много знал заранее, так это о встрече с ангелом, предстоявшей 
мне в тот день в туннеле «Олд Траффорда».
Первый раз я услышал о Кирсти Ховард от своего отца где-то в середине недели. 
Он специально позвонил, чтобы рассказать мне о ней:
— Она прекрасная девчушка, Дэвид, но вообще-то у нее не все ладно. Она 
собирается приехать в субботу, чтобы поддержать вас и ввести мяч в игру. 
Постарайся позаботиться о ней и отнестись тепло.
Отец участвовал в соответствующих переговорах с федерацией футбола и поэтому 
знал все о Кирсти и о детском приюте имени Фрэнсис Хаус, для которого она 
сумела собрать так много денег. Кроме этой телефонной беседы, мне больше ничего 
об этом не говорили. Когда в субботу днем мы добрались на «Олд Траффорд», то, 
прежде чем отправиться в раздевалку и переодеться, я спустился в туннель, чтобы 
встретить ее. Кирсти ждала меня со своими мамой и папой в сопровождении еще 
нескольких человек, занимавшихся благотворительностью. Она терпеливо стояла — 
совсем маленькая улыбающаяся девочка. Я увидел эту улыбку раньше, чем смог 
заметить кислородный баллон, который катили позади Кирсти на специальной 
тележке. Я сел на ступеньку рядом с нею, и мы в течение нескольких минут 
говорили о том, что ей приходится бороться с врожденными пороками — смещенным 
аномальным контуром кровообращения и неправильным расположением некоторых 
других ее органов. Она объяснила, каким образом ей удается собирать деньги для 
других детей, находящихся в том же приюте, где лечат и ее. Я спросил у Кирсти, 
как она себя чувствует, и прежде чем та смогла ответить, кто-то позади нас 
спросил:
— А тебе не хочется поцеловать его? В первый раз за всю нашу беседу Кирсти 
показалась мне немного смущенной, но все-таки она чмокнула меня в щеку, и мы с 
ней слегка обнялись. А сейчас мне уже пора было идти. Я встал и сказал:
— Мы ведь еще увидимся с тобой через пару минуток, верно? Когда выйдем на поле, 
да?
Вместо ответа Кирсти только взглянула на меня и продолжала кивать и улыбаться, 
а я вернулся в раздевалку. Только что я был в ста милях отсюда. Мне 
понадобилась минута-другая, чтобы понять, какой необычной, сверхъестественно 
тихой была царившая здесь атмосфера. Совсем не похожая на нынешнюю сборную 
Англии. Ни у кого, как мне показалось, не было желания что-то сказать друг 
другу. Только Свен произнес:
— Старайтесь побыстрее передавать мяч.
Это было именно то указание, которое мы в тот день так и не смогли выполнить. 
Раздался звонок, и пришло время выходить на газон. В туннеле я подошел к Кирсти 
и взял ее за ладошку. У нее были самые крошечные ручки, какие только можно 
вообразить, их хватало лишь на то, чтобы она смогла обвить мой большой палец. 
Так вот она и держалась за меня. Я спросил девочку, нервничает ли она:
— Нет.
Я не мог сдержать улыбку:
— Что ж, там на стадионе нас ждут 65 тысяч человек, надеющихся, что наша 
команда попадет на чемпионат мира. Если ты действительно не нервничаешь, то, 
должно быть, ты — единственный человек, кому это здесь удается.
— Нет, нисколечко. Я совсем не нервничаю, — сказала она.
Кирсти посмотрела на меня снизу вверх и подарил, мне улыбку. Этого было 
достаточно, чтобы я почувствовал, как она прекрасна. Мы вышли — и на нас 
обрушился рев толпы и солнечный свет. Все камеры были нацелены только на Кирсти,
 оказавшуюся в центре внимания. Мне не надо было спрашивать, в порядке ли она,
 — и без того было видно, насколько это удивительное создание владеет собой. 
Мне бы хотелось, чтобы мы, игроки, выходившие на поле, чувствовали себя столь 
же непринужденно, как эта девочка со слабым здоровьем — самый спокойный человек 
на «Олд Траффорде». Она была просто великолепна.