Огромный портрет: Суворов положил руку на лист бумаги, надо полагать, 
диспозицию сражения. На другой картине Суворов гарцует на саврасой лошадке 
подле ущелья, а вниз, выкатив от ужаса глаза, скатываются его чудо-богатыри. 
Это известное полотно Сурикова. И вообще Суриков и Верещагин богато 
представлены в нашем актовом зале. Там, где я устраиваюсь читать, на меня с 
картины супятся мужики с топорами: ждут, когда по зимнику поедут наполеоновские 
фуражиры. Я провожу упоительнейшие полчаса с генералиссимусом и мужиками. 
Забываю о времени и, если бы не стук Толи в дверь, читал бы до отбоя. 

Книга издана до революции. Я читаю ее, засунув в толстенный том Горького (тогда 
почему-то классиков печатали в одном здоровенном томе, при падении его во время 
уроков с парты все вздрагивали). Надо сказать, нашим офицерам-воспитателям 
вменялось в обязанность проверять, какие книги мы читаем. А я держал в руках 
книгу Георга Гаккеншмидта "Путь к силе и здоровью". Каковское название! Что мне 
еще нужно, как не этот путь к силе?! 

Я с детских лет неравнодушен к силе и сильным. А тут Георг Гаккеншмидт - 
Русский Лев! 

Под клятвенным секретом Толя нашептал, будто Гаккеншмидт околачивается за 
границей. Но до чего же интересна книга! Начинаю понимать, как, в сущности, 
мало и много нужно для того чтобы стать сильным. И самое первое условие - 
режим: не пить, не курить, закаляться обливаниями. Потом непрерывность занятий. 
Ни в коем случае не пропускать тренировки. Силу вынашивают постепенность в 
прибавлении нагрузок и непрерывность нагрузок. 

Подумать только, я могу обойтись даже сорока минутами тренировки в день или 
через день - их достаточно для воспитания силы. Я запоминаю упражнения. 
Запоминаю тут же повторением движений. Без гантелей, конечно. Откуда быть 
гантелям? Гантели - роскошь, не смею и мечтать... 

Узнаю о некоем докторе Краевском. Ему автор "обязан всем, чего добился...". Я 
уже тогда упражнялся на брусьях, перекладине, или, как мы выражались, "качал 
мышцы". Преподаватели физкультуры выколачивали из нас неловкость, слабость, и 
небезуспешно. Меня соблазняли сила и совершенство форм. 

Но быть сильным - достижимо ли, не удел ли избранных, не жалок ли я? 
Гаккеншмидт властно заявил: нет, не жалок, сила награждает любого, кто предан 
ей! 

Я искал силу в кустарных упражнениях, а эта книга столько рассказала о силе, о 
порядке упражнений, перечне упражнений! И все же главное не в этом, каждое 
слово ее - от любви к силе, но от любви одухотворенной, освященной поклонением 
прекрасному. Книга убеждала: прекрасное - в человеке, гармония невозможна без 
физического и духовного совершенства. 

Итак, поиск силы! Болтаясь между спинками коек в спальне - они заменяли брусья,
- я не помышлял о золотых медалях чемпионатов мира. Мечтал отжаться на 
перекладине вместо двенадцати раз - двадцать. Потом отжимался до тридцати, а на 
брусьях без маха ногами, строго из вертикального положения - сорок три раза. 
Сорок три - это предел. А думал отжаться сорок пять раз. И на кону была бутылка 
портвейна - я уже учился на первом курсе академии,- недотянул двух раз. 
Проспорил. 

С тринадцати лет тренировался два-три раза в неделю, а с пятнадцати - каждый 
день, точнее - утро. У нас не было гантелей, штанги, которые так горячо 
рекомендовал Гакк, но я мог отжиматься на полу, между спинок сдвинутых коек, на 
наклонной лестнице. Позже в ротных помещениях появились брусья и гири, но время 
для тренировок в распорядке дня выкроить сложно. Все в училище исполнялось под 
команду, и каждая минута - под командирским оком. 

Тогда я стал подниматься за полчаса до подъема. Эти сладчайшие полчаса! 

Буквально выдирал себя из постели, но я хотел быть сильным. 

В эти полчаса отпадала необходимость торчать в очереди к умывальнику, за 
сапожной щеткой, гербовкой для чистки пуговиц. Я управлялся с делами к общему 
подъему и в сапогах и шинели рысил вместе со всеми по сонной запустелости 
города. Ничто, казалось, в целом свете не могло отменить утреннюю процедуру: 
бег в строю, а летом еще и вольные упражнения на площади, но опять-таки в строю.
 Зато полчаса, отведенные после такой зарядки на туалет и приборку, были 
свободными для меня. Я вбивал в эти полчаса солидное число упражнений, иногда 
даже на завтраке пропадал аппетит, что со мной в молодости случалось лишь в 
чрезвычайных обстоятельствах. 

Попутно выучивал каждое утро полтора десятка новых французских слов - это я 
тоже ввел в закон. 

Я был не одинок, и в эти полчаса тренировались и другие, правда, не столь 
последовательно и постоянно. Но находились и такие, кого только чрезвычайные