Это славно - быть первым... 

Наслаждаюсь покоем. Ничего нет приятней пустоты после удачного выступления. 
Разом отсыхают все заботы. Время берет новый отсчет - начало созревания новой 
силы. 

Новая проба на выносливость и силу! Через два месяца чемпионат мира в Вене! 

Но что бы там ни было, здесь я победил. Теперь покой. Впереди сорок восемь 
часов свободы от силы. О ней можно не думать, не прислушиваться к себе: никому 
ничего не должен, долг взял свое, долг может подождать сорок восемь часов. А уж 
потом - в тренировки! Но пока я свободен, я волен каждым мгновением. Тому, кто 
не был зажат в тиски тренировок десятилетиями (каждая на счету), сложно понять 
это ощущение свободы и блаженной пустоты. 

За тонкими стенами номера голоса постояльцев, шаги. На ночном столике 
воскресный выпуск "Обсервера" и перевод отчета о турнире. Строки обо мне: "...
Перед вчерашним выступлением Власов был пессимистически настроен относительно 
возможности нового рекорда. "Не хватает пищи,- говорил он.- Нет массажиста..." 
Ни одного признака того, что его выступление в Лондоне может стать историческим 
событием..." Далее следует описание моих мышц, похожих на "отполированные 
уличные булыжники", моих движений, "напоминающих движения робота"... Автор 
отчета - Додди Хэй. 

Тот самый мистер Хэй?! 

Мы вернулись с приема в полночь. В вестибюле гостиницы подстерегали репортеры. 
По-московски уже третий час ночи. Чувствовал себя я неважно. Мой номерок, в 
котором можно находиться только с открытой форточкой - иначе задохнешься, 
крайне скудное питание, утомление от последних разминок, необходимость 
присутствия на официальных приемах - все это противопоказано силе, а я 
рассчитывал на рекорд. 

Я извинился, попросил репортеров задать вопросы утром: ведь завтра, а точнее - 
сегодня, мне выступать, я обязан подчиняться режиму. Среди репортеров стоял 
человек на костылях, с болезненно-худым лицом. В отвороте пиджака - нашивка 
боевого ордена. 

Я прошел за лестницу и попросил переводчика вернуть человека на костылях. "В 
конце концов,- решил я,- какие-нибудь десять минут не изменят спортивную форму".
 К тому же я и не выдерживал режима. Все пошло комом сразу. 

На вопрос мистера Хэя о рекордах я ответил, что ничего определенного обещать не 
могу. Рекорд есть рекорд. Кроме того, условия для него складываются 
неблагоприятные. Я не жаловался мистеру Хэю, я старался объяснить. 

Перечитываю первую половину отчета и краснею. Осрамил! Я здесь как животное! 
Прав тренер: нечего миндальничать, чемпион - это вроде сана. 

Пусть ловят каждое слово, домогаются чести услышать... 

На турнире я оказался в незавидном положении. В Москве распорядились: раз 
соревнования личные и очки не будут начислять - участник обойдется без тренера: 
к чему расходы? Переводчик поехал и еще руководитель делегации, а Богдасаров - 
нет. Я должен был следить за подходами соперников, то есть поминутно 
справляться о количестве оставшихся подходов. Нельзя опоздать с разминкой - 
тогда остынешь до вызова к весу и будешь вынужден выполнять новые разминочные 
подходы, а это дополнительный расход энергии, весьма нежелательный, ежели 
подводишь себя к рекорду. 

Между попытками я среди чужих за кулисами. Мне необходимо присесть, расслабить 
мышцы, взболтнуть их, сбросить усталость, забыться на несколько мгновений. 
Простые операции, но весьма существенные для восстановления и сосредоточения 
силы. Я покрутился - нет стула. Пауза между подходами ограничена тремя минутами.
 И вот тогда я потешил репортеров. Я сел на пыльный дощатый пол среди декораций,
 тросов, чьих-то ног. Сразу же в глаза ударили фотовспышки. До улыбок ли? Меня 
о чем-то спрашивали, я молчал. Однако для мистера Хэя я вновь сделал исключение.
 Не ручаюсь, с довольным ли выражением, но ответил. На разминке штанга была 
очень тяжелой. И меня занимало лишь это... 

Улица приносит голоса и шаги прохожих. Перевожу переключатель программ 
радиоприемника, встроенного в стену, на цифру "I": не просплю, разбудит 
спозаранку. С утра в аэропорт Хитроу - и домой! А Лондон так и не увидел. Разве 
можно увидеть его из окна автомобиля в нескольких поездках с Ганиным - моим 
старинным товарищем по академии Жуковского, теперь сотрудником нашего военного 
атташата! Не побывал даже в Британском музее - стены за чугунной оградой всякий 
раз видел, разминаясь ходьбой у гостиницы. Ожидание соревнований, затем 
выступление и тут же возвращение домой - неизменный порядок любой поездки. 
Увидеть нечто большее - значит рисковать результатом. Оберегать силу - закон 
дней и часов накануне выступления. Лишь один раз не выдержал однообразия