десяти хирургических вмешательств со дня рождения!.. Это заслуживает того, 
чтобы я поделился с Вами первым этой новостью..." 

Я всегда считал силу великим, исцеляющим даром. И поныне поклоняюсь силе, 
радуюсь встрече с ней. Горжусь теми, кто умеет носить ее. Настоящая сила всегда 
смыкается с достоинством и самостоятельностью убеждений. 
Глава 53. 


Международные выступления, особенно чемпионаты мира, я недолюбливал. Не из-за 
обостренности столкновений. Вся жизнь атлета - поединки. К ним не то чтобы 
привыкаешь, скорее, приноравливаешься. Как привыкнуть к предельным выходам 
силы?.. 

Международные соревнования давят ответственностью. Именно давят, не гнетут. Ты 
уже воплощаешь нечто, и это нечто исключает ошибки. Личное имеет самое 
последнее значение - на том мы стояли. А это и есть готовность сойтись с 
запредельными тяжестями и невозможность ошибок... 

При всем том молодость брала свое. Спал я неплохо. Может быть, оттого, что мало 
думал о выступлении. Пусть Шемански и Брэдфорд считают победные килограммы. Я 
свои знаю, надо - схлестнусь на рекордных. 

Я не держался вызывающе - это противно мне, но всеми тренировками показывал 
форму. Я верил в свое превосходство. Прошлое не повторится. Важно без суеты 
сыграть заданную партию. Не промахнуться. В Ленинграде дважды повторил подход к 
одному и тому же весу в жиме; затем судьи обязали меня повторить подход в 
толчке. Это и даровало жизнь рекорду Эндерсона. Но в Ленинграде на чемпионате 
СССР я находился вне досягаемости даже при оплошностях. 

Не горячиться, не спешить выкладывать силу, все время быть в ритме усилия, 
слышать его - здесь это главное. Теперь у меня не грошовое преимущество, 
большая сила во мне... 

Судя по тренировкам, от робости, такой, как в Варшаве, я избавился. Есть 
нетерпение силы. Я никогда еще не выступал как хотел и мог. Еще ни разу не был 
хозяином своей силы. Я подчинялся обстоятельствам борьбы, но не подчинял их 
себе. 

Изящно, ровно вобрать в упражнениях силу. Лишь ту и только так, как повелевает 
упражнение. Забыть о публике. Отрешиться от всех чувств. Я просто работаю. Не 
слышу и не вижу ничего. Нет ничего - только работа. Это повторение тренировки. 
Зала нет. Соперники - только я, только владение собой... 

Я старался проникнуться этим настроением на тренировках в Аквиа Асетоза. 
Старался держать эти ощущения - да, да, прежде всего раскрепощенность! Не 
позволить ей распасться. Ничего от закрепощенности, спешки!.. Я ценю спорт и за 
то, что в нем нет лукавства, подлогов,- открытый поединок. Это высокое чувство 
- честный бой... 

Вот только болезнь. Подлость этого разрушения силы. Температура. Порой досадный 
жар этой температуры. Нарывы, проросшие по всему бедру. И пенициллиновые 
инъекции. Есть невмоготу. А вес следует удерживать - это мощь, сила. Любая 
потеря аукнется. Донести силу, не дать сгореть в лихорадке. Продолжать 
тренировки. Тянуть силу по расчетным кривым к заданному часу. Не уступать 
результат. 

А сколько же зрителей собирали мои тренировки! Слух о них всполошил знатоков и 
атлетов... 

Тренировки успокоиться воспалениям не давали. После каждой они вспыхивали с 
новой злобой. А я не имел права на пропуск ни единой тренировки. Сила 
складывалась из каждой. Каждая возводила ее на новый уровень. Пропуск каждой 
разрушал всю "пирамиду си л". Мне оставалось всего три-четыре шага. Я твepд и 
думал лишь об одном: выступить, дотянуть-и выступить! 

Меня залихорадило 3 сентября. В два дня бедро превратилось в сплошной нарыв. 
Девять фурункулов слились в один от колена до паха. 

И еще задевали пророчества Ломакина. Он в открытую говорил, что не бывать мне 
атлетом, то есть никогда не работать мощно и победно в публичных поединках. 

Его сипловатый смешок, хитрый прищур были ответом на любую мою прикидку... 

Сотру клеймо слабодушия. 
Глава 54. 


Впервые я увидел Шемански в фильме о чемпионате мира 1954 года и 
Панамериканских играх 1955 года- просмотр для узкого круга преподавателей и