|
Эшмэн выступал демонстративно плохо - назло. Еще бы, 1 сентября в Чикаго
толкнуть 195 кг, а в Варшаве - всего 170 кг!
Потом Хоффман писал, будто у Эшмэна болела стопа. Но зачем тогда его включили в
команду? Ведь стопа была повреждена еще в Йорке.
Конечно, Эшмэна утомили выступления. Возможно, и тренировки, прикидки тоже. Но
скорее всего, Эшмэн увидел в Варшаве, что не на что надеяться. Отставание в
жиме безнадежно. К тому времени Брэдфорд уже входил в форму. Да и я кое-что
выдал на тренировках в Варшаве. И еще: кто может поднять 170 кг, готов к
напряжениям и на 190. Если болен, не осилишь и 100 кг. Боль задушит. Это закон.
В тот вечер на чемпионате мира Эшмэн выжал ничтожный вес - 130 кг. В этом
упражнении одолеть большой вес травма никак не препятствовала. Эшмэн не хотел
выступать, а так как Хоффман сие допустить не мог, Эшмэн свалял дурака.
В зале "Гвардия" я принял посвящение в чемпионы...
Через одиннадцать месяцев в Риме на Олимпийских играх спектакль силы должен был
повториться...
Неудача оставляет след: это свои чувства, свое поведение, отношение к
предельным тяжестям, обстановке соревнований. Нет успеха без преодоления этого
подсознательного недоверия к себе, привычности сомнений. Надо ломать себя, не
позволять укореняться инстинктам. Я пережил рецидив этой болезни - ив очень
постыдной форме - на чемпионате Европы в Милане весной 1960 года. И уже совсем
в летуче-незаметной - на Олимпийских играх в Риме (1960).
Трусость не подчиняется доводам. Для нее доказательно лишь преодоление
действием. Только после второго испытания на звание сильнейшего атлета мира
(1960) я почувствовал себя уверенно, но только после четвертого (1962) мог
безоглядно доверять себе. За тем четвертым чемпионатом многое уже утратило
власть надо мной, и все же я не был до конца свободен. Я нарабатывал
тренировками силу гораздо большую, чем выдавал,- типичная страховка трусости.
Прибереженным запасом охранял мышцы и суставы от критических напряжений, держал
за собой возможность ухода из рисковых положений.
Даже в последних соревнованиях я еще управлял собой неудовлетворительно. Был
запас, я вплотную приблизился к высшему умению - быть механизмом воли. Вот-вот
должен был отдавать силу без ущерба, всю силу. Но уже миновало мое время в
спорте. Я научился тому, что теперь уже становилось ненужным, отчасти ненужным,
так как умение ради цели отказываться от себя вовсе не лишнее в жизни.
Преодоление страданий, невзгод делает очередные испытания не столь
существенными. Цель и смысл борьбы обретают ясность и незамутненность. Любовь к
себе, страх за себя уступают другим чувствам. Всю жизнь держался и держусь
правила: мечтаешь быть сильным - будь им.
Глава 19.
В Варшаве я увидел конкурс на звание "Мистер Универсум"- самого совершенного в
мускульном выражении мужчины. Состязались победители национальных первенств:
"Мистер Франция", "Мистер Египет", "Мистер Америка" и т. д. Первым среди
"универсумов" стал Гюи Мерчук - француз из Монако. Истый джентльмен - приятный,
воспитанный. От него я узнал о сложностях тренировок культуристов.
С Гюи я встречался не раз и в разных странах. Он не менялся: все тот же
застенчивый, с приятными манерами. Только иногда нервничал. Его задевала
необъективность судейства на конкурсах. Мало быть действительно мощным и
одновременно изящным. Нужен влиятельный покровитель вроде Хоффмана. Гюи не на
кого было рассчитывать. А труд требовал возмещения - победы. Труд культуриста
кропотлив. Надо лепить себя совершенной лепкой. Для любой ничтожной мышцы -
свои упражнения. Сколько мышц, столько и упражнений,- каждым проявить схождение
мышц, крепления, форму, все линии! Зато какая красота! И ведь не богом даренная,
а добытая потом и настойчивостью. И разве сама по себе красота не достоинство,
не одна из целей общества? И разве красота вообще не есть схождение ряда таких
достоинств - душевного, интеллектуального, воли, наконец, и физического? Разве
физическая красота не предмет восторга людей и привязанности?
Александр Иванович Герцен выразился о красоте физической вполне однозначно: "Я
же всегда уважал красоту и считал ее талантом, силой".
Победа в Варшаве открывала Гюи возможность лучше зарабатывать. Он преподавал
физкультуру и вел занятия с теми, кто стремился хотя бы физически походить на
мужчину. Тренировка культуристов наделяет не только телесной красотой, но и
силой, так как предполагает упражнения с тяжестями...
Второе место за Томми Коно получил Мерчук и третье - Абдель Хамед.
|
|