Так и не обронил слова Медведев, не вышел из-за стола. Долго я видел перед 
собой этот синий плащ, темную бутылку, неподвижность рук и головы. 

После поражения на II Спартакиаде народов СССР Медведев еще раз попытался 
остановить меня на чемпионате страны в Ленинграде ранним летом 1960 года. Но 
это произошло через восемь месяцев после нынешнего чемпионата в Варшаве. И еще 
впереди были те годы, когда тренером Жаботинского станет Медведев. Три года 
отделяли нас от нового противостояния... 

Зал охал, аплодировал - это поднимал штангу Альберто Пигаяни. Неудачи повергали 
итальянца в отчаяние. Он вздевал руки к зрителям, что-то бормотал, плакал. Его 
выводили, встречали Пиньятти и Маннирони - призеры многих чемпионатов Европы и 
мира. 

Маннирони, Минаев, Бергер, впрочем, как и все "сгонщики", уже успели раздобреть.
 "Сгонщики" годами отказывают себе, в нормальном питании, даже воде. Зато после 
чемпионата они на недельку-другую отменяют пост. И за эту недельку успевают 
перекочевать в новую весовую категорию, толстея буквально на глазах... 

В своем коронном упражнении я тоже не стал рисковать. В разгон вернее. И вес не 
осадил, не задавил. И я накатом пошел по остальным. Заправлял один лучше 
другого. С разгона оно вернее, факт. 

Я не только вернул потерянные килограммы, но и переиграл Большого Вашингтонца 
по сумме троеборья на 7,5 кг. 

Конец гонке! На несколько недель я свободен от "железа" и мыслей о завтра. 
Долой все заботы! Через несколько недель начну снова гонку, снова игра в "кто 
кого", а сейчас можно все забыть! Все!.. 

Мир светлел. Я смеялся, не раздвигая губ. Как ласков, как чудесен мир! Как 
добры люди! Как заманчиво будущее!.. 

И на пьедестале почета я был все с той же улыбкой. 

И на протяжении всей церемонии возведения в чемпионы мира и Европы одно и то же 
нелепое воспоминание - этот петух! Я крепился в серьезности - фанфары, цветы, 
медали... Но этот петух!.. 

Сборная три недели тренировалась в Балашихе под Москвой. Оттуда выехала в 
Варшаву. Ну что за отважный петух водил кур за соседней оградой! С какой 
яростью атаковал! Самые сильные ребята улепетывали. 

Надо быть серьезным: гимн! А я боюсь разжать зубы. Очевидно, разом начал 
отходить от многонедельного зажима чувств... 

Итак, у меня первая золотая медаль чемпионата мира. Большой Вашингтонец в пятый 
раз стал серебряным призером чемпионата мира. Вечно "серебряный" Джим Брэдфорд! 


Я слышал глубокое дыхание и косился. Этот человек сходился в поединках с 
Дэвисом, Шемански, Сельветти, Эндерсоном! 

Каким же милым казался он! 

У меня особенность - не выношу соперников. Ненавижу, пока подставляем друг 
друга под веса все тяжелее и тяжелее. Это не красит, но такова природа моей 
силы. Ярость возбуждает мышцы, будит силу. Ни риск, ни отношение зала, ни боль 
- ничто уже не имеет власти. Только сопротивление, бой! Какое благоразумие? 
Какая жалость к себе? Достать, сбросить соперника! Из невозможного - достать! 

Мне вручили две медали - чемпиона мира и Европы. Из двух одна принадлежала 
тренеру. Без него в тот день едва бы выстоял. Я снял с груди медаль чемпиона 
Европы - по виду медали ничем не разнились - и отдал Богдасарову. 

И в Риме, когда я, больной, с высокой температурой и воспаленной ногой, ждал 
поединка с Брэдфордом и Шемански, многие сомневались в моей победе, а проигрыш 
повел бы к очень неприятным последствиям, Богдасаров не оставил меня. Поверил 
не только в физическую силу, устоял против формального осуждения, не отступил. 
С печального для меня дня - 2 сентября - не расставался со мной: семь дней до 
выступления на олимпийском помосте. 

Поэтому в Риме, в миг победы, в миг сокрушения не только Брэдфорда и Шемански, 
но и Эндерсона, я обнял его и увлек на помост. Быть вместе! Да я и не 
представлял, что может быть иначе. В таком деле одно сердце на двоих... 

Бронзовая медаль в Варшаве досталась болгарину Ивану Веселинову. При сумме 455 
кг он уступил мне 45 кг. Четвертое место занял финн Эйно Мякинен (447,5 кг), 
пятое-Альберто Пигаяни (445 кг) и шестое-Дэвид Эшмэн (435 кг)...