Теперь другая забота. В торопливости не потерять контроль. Работать холодно, 
точно... 

А я горел. Впрочем, теперь это не опасно! Созидательность волнения! Могучий 
напор! Только быть в контроле! 

У Брэдфорда по-прежнему преимущество в 7,5 кг. Сработать в последнем упражнении 
аккуратно, не потерять ни один подход! Ничтожная оплошность - и конец! Выстоять 
мало - набрать новые килограммы! Не просто сократить разрыв, а уйти вперед! 
Тогда - победа! 

В перерыве между рывком и толчком мы понадежнее закрепили подошву. Ох, эти 
ботинки! Суеверие, преданность давним, испытанным "друзьям". Уже истлели от 
пота сотен тренировок, а расстаться жаль, даже мысль об этом кощунственна. И 
потом эти штангетки: первые рекорды, победы, горе травм, возрождение... И уже в 
дырах по бокам... 

Между рывком и толчком я не стал отлеживаться в раздевалке. Бережливо 
расходовал энергию, но все время двигался, сопрягая это с 
разминочно-возбуждающими упражнениями. Ощущение веса, его прохождение через 
мышцы - боялся потерять эти чувства. 

Вперед, мой друг, жизнь - это всегда акт воли! 

Я видел все ярко, выпукло, но не пускал этот мир к своим образам. Не забыть 
главные чувства. Они должны понести будущие усилия. Слышать, видеть лишь 
команды управления "железом". 

С Брэдфорда стягивали лямки трико - что за махина из черных мускулов! Обтирали 
полотенцем - он жмурился, покачиваясь. Один помост за кулисами - мы против друг 
друга. Вроде безразличны, не замечаем ничего, а чутко пропускаем через себя 
каждую из разминочных попыток соперника. 

С детства в моем представлении атлет - это не гнущийся ни перед чем и ни перед 
кем боец. Сила - ради гордости и чести. Особый дух - сознание значения 
достойной жизни. Та самая крепкость чувств, которая не ржавеет в невзгодах, та 
физическая и душевная стойкость, когда человек - всегда человек. Спортивный 
праздник, спортивные испытания, торжество силы без этого смысла - занятие, не 
столь уж отличное от развлечений животных. 
Глава 18. 


Толчковое упражнение - самое любимое. Я практически не тренировал его в 
бытность атлетом. В нем естественность для моих мышц. Я ощущал штангу в каждой 
точке, управлял какой-то особенной приспособленностью к ней. Все для меня в 
этом упражнении от безошибочного природного инстинкта. И я ждал поединка, холил 
это упражнение, гладил, нежил в воображении. 

Время от времени повторял резкие, не на всю силу прыжки вверх. Это держало 
мышцы в тонусе и соответствовало характеру будущего усилия. В толчковом 
упражнении, сняв штангу и мощно, плавно подорвав от колен, как бы подпрыгиваешь 
- это удар ногами в помост - и ныряешь под вес. Ныряешь, пластично обтекая 
гриф: чем ближе, тем меньше паразитные нагрузки. И тут же из глубокого "седа" 
вверх - ни секунды промедления! И непременно в заданной плоскости - иначе 
тяжесть сразу возрастет. Распрямиться, вставать, вставать! Успеть выйти на 
запасе дыхания! 

Только раз в жизни подвел меня толчок. Да и по существу, не он, а так и не 
преодоленная робость перед травмой всю жизнь таилась во мне. Я считал - владею 
собой, а она в мгновение наивысшей борьбы по-своему оберегала меня, пресекала 
риск. Так и не смел по-настоящему вклинивать себя в посыле с груди под вес. 
Намертво вклинивать. Боль в позвоночнике (не по-живому глухо и неправдоподобно 
медленно стало вокруг) навсегда прорубилась в память. Впрочем, не только я 
потерпел из-за прихотей старых травм. Шемански в самые решающие мгновения, 
когда мог достать победу, пасовал. Так с ним было в Риме (1960), потом в 
Будапеште (1962): раненый позвоночник отказывался принимать запредельную 
тяжесть в посыле, не пускал в то единственное, клинящее положение, из которого 
при неудаче очень сложно вывернуться, но зато упор - из самых устойчивых. Мозг 
исключал положение, в котором снова таилась опасность. 

...Я видел, как собирали к первому подходу Брэдфорда. Он опять потел. Видно, не 
очень налегал на режим. И верно, есть что-то в его обилии мускулов, их 
характере от сдобности, от склонности к земным радостям. 

Мне помогал Воробьев. 

За кулисами в буфете, даже не скинув плаща, сидел Медведев. Без всякого 
выражения, мрачно следил за нами. В прошлом году вот так выступал он, а теперь 
кто-то другой. А он едва ли не полтора десятилетия копил силу...