грубую ошибку, и вес так и не был засчитан. Плохо, очень плохо для начала!.. 
Брэдфорд сразу уходит вперед на 10 кг. А ведь это только после жима! Что же 
будет, если такой же срыв случится у Юрия Власова и в рывке? Тогда поражение... 
Недаром многие считают, что победа в жиме - это все равно что попутный ветер 
для остальных движений. Неужели Власов, подлинный мастер рывка и толчка, даст 
себя растерзать "мышечному чуду"- Брэдфорду! 

Эпическое спокойствие Гофмана (так писали в те годы имя Хоффмана в газетах и 
журналах.- Ю. В.) сменилось оживлением: срыв русского атлета увеличивает шансы 
его питомца взойти на высшую ступень пьедестала почета. Товарищи Брэдфорда тоже 
возбуждены. Ему предлагают серые таблетки протеина, в мощное тело втирают белую 
согревающую жидкость, бережно, словно ребенка, его пеленают в теплые одеяла. 

Советский атлет неторопливо выходит во двор, на свежий воздух. Он не переносит 
запаха растирок, которыми за шесть дней пропитался зал, не любит он также 
коллективной опеки и хора советчиков. Конечно, хорошо почувствовать рядом с 
собой друзей, но советы Юрий привык получать только от своего тренера Сурена 
Петровича Богдасарова... 

В рывке Власов действовал осторожно, без риска... но перед третьим, последним 
подходом новая беда! Уходя с помоста, Власов зацепился за выступ, и нижний слой 
подошвы ботинка оторвался. Судейские правила суровы: только три минуты между 
подходами отведены спортсмену для того, чтобы отдохнуть и сосредоточиться. 
Стрелка неумолимо отсчитывает секунды, а лихорадочные поиски ножниц и проволоки 
продолжались. 

Лишь перед самым вызовом на помост подошва была кое-как скреплена у носка. 
Можно действовать. Борьба продолжается. Блестяще зафиксировав последний вес, 
Власов попросил разрешения использовать четвертую, незачетную попытку для 
установления мирового рекорда. И вот штанга... взлетела в воздух и замерла. 

Но дело было не только в мировом рекорде: у Власова появилась уверенность. 
Сейчас он готов сделать все, выложиться в этом захватывающем поединке до конца, 
лишь бы догнать Брэдфорда... 

"Кто силен в толчке, тот силен и в троеборье!"- гласит старая штангистская 
истина. Власов уже после первого подхода догнал американца в сумме трех 
движений и выиграл звание чемпиона мира: он ведь был легче Брэдфорда. Но в 
запасе оставалось еще два подхода! Судья вызывает его к штанге. Легко и 
грациозно - если так можно сказать о человеке, поднимающем штангу... Юрий 
фиксирует вес. Брэдфорд позади!.." 
Глава 17. 


И сейчас не припомню, где и как разминались. А вот зал "Гвардия" помню. Я 
только ступал из-за кулис, а он напирал жаром, враждебностью. Невозможно 
нагретый воздух! Беспомощность перед тишиной, жалкость... 

В жиме я срезался вчистую, подняв на 15 кг меньше, чем на прикидке. Сказать, 
что дрогнул,- значит ничего не сказать. 

Не воспринимал, не слышал усилия, не мог сложить его в мышцах. Соперника не 
существовало. Меня душили знакомые, давно прирученные веса. Штанга прессовала 
так, будто на нее накрутили против заданных лиг дие 20-30 кг. 

И совсем потерялся, когда напоролся на строгость Джона Тэрпака. Конкуренция 
между мной и Брэдфордом сказалась на характере судейства. Центральным судьей, 
без команды которого запрещается выполнение жима с груди, был 
пристрастно-объективный Тэрпак. Стой, задыхайся, не шевелись и жди хлопка: 
достаточно протянуть пять-шесть лишних секунд - их зритель и не заметит,- а жим 
потерян: мышцы затекли, запас воздуха на исходе, а новый не захватишь - при 
вдохе разрушишь опору из мышц. 

До сих пор вижу круглое белое лицо над помостом, вылизанно-правильный пробор, 
злую неторопливость рук... 

Я напоролся на необычную строгость. Можно получить хлопок-команду на выполнение 
жима "в темп" и "не в темп", а можно и "вовсе запоздало". Я получал "вовсе 
запоздало". Следовало ожидать преднамеренность затяжек с командами. Вместо того 
чтобы приспособиться, принять старт, рассчитанный на удлиненную паузу, не дать 
провалиться груди под штангой, держать разворот мышц, я тупо следовал привычке 
- и терял опору. К общей растерянности добавилась и эта, от жестокости 
судейства. Я не слышал себя, не управлял собой. 

Зато после той беспощадной науки обучился работать при любом судействе. 
Совершенно изменил характер жима. Вытренировал старт в расчете на затяжку. И 
никогда никто уже не в состоянии был сбить меня в жиме... 

Но все началось с разминки. Не узнал себя: выжеван, медлителен, неточен. Штангу 
гоняю не по нужной траектории. Силу будто отняли, усекли.