Игорь Старицин многократно проверял всё наше кислородное оборудование, лично 
монтировал его на самолёте. За каждым из нас заботливо и внимательно следил 
доктор Пешков. Мы регулярно делали физзарядку, занимались гимнастическими 
упражнениями. Без физической подготовки немыслимо браться за выполнение сложных 
прыжков.
    Наконец, настал подходящий вечер для осуществления нашего плана. Мы заняли 
места в четырёхмоторном корабле, и спортивные комиссары, запломбировав 
контрольные барографы, установили их в кабине. По одному барографу они 
привязали к поясам Коробова, Ерпичева и Иванова. Эти приборы запишут, с какой 
высоты будут выполнены прыжки. Около полуночи мы взлетели в тёмное небо. 
Самолётом управлял лётчик-“миллионер” Перегудов — один из тех, кто в грозные 
дни войны летал на бомбёжку Берлина. Помощником командира был старейший 
советский пилот Туманский, летавший ещё на первом русском многомоторном 
самолёте “Илья Муромец”.
    Сквозь тьму на приволжской степи виднелись выложенные треугольником костры. 
Они показывали, где находится командный пункт. Вокруг самолёта становилось всё 
холоднее, но мы в теплоизолированной кабине этого не ощущали. Экипаж корабля 
был одет в обычные летние костюмы. Нашу же одежду, приспособленную для 
пребывания в стратосфере, составляли шерстяные носки, чулки и меховые унты, 
привязанные широкой лентой к поясу, меховые куртки, шёлковое бельё, брюки на 
лисьем меху, шерстяные свитеры, шёлковые подшлемники и меховые шлемы. В таком 
обмундировании при нормальной температуре воздуха было довольно жарко.
    Бортрадист Бусько непрерывно сообщал на землю высоту полёта. Когда она 
достигла более 10000 метров, в кабине загорелась электрическая лампочка. Это 
сигнал — “приготовиться!” Не прошло и двух минут, как лампочка вспыхнула вновь. 
Раздвинулись створки люка. Владимир Кривой смело бросился вниз первым. За ним — 
Сергей Коробов, Владимир Доросев и я.
    Лицо обжигал пятидесятиградусный мороз. В разряженном воздухе стратосферы 
самолёт летел с очень большой скоростью. Поднимаемые им воздушные вихри, 
заставили меня проделать несколько сальто. В темноте мелькнули силуэты 
прыгнувших за мной товарищей. Чтобы уменьшить скорость, я выдернул вытяжное 
кольцо секунд через восемь. И всё же парашют открылся с таким сильным рывком, 
что я ощутил резкую боль в позвоночнике. Понятно! Мой вес со снаряжением 
составлял 155 килограммов. Замёрзшей рукой я достал ракетницу, и зелёной 
вспышкой оповестил землю о том, что мой парашют открыт. Невдалеке вспыхнули еще 
шесть зелёных ракет.
    Сильно раскачивало. Выключив фонарик и осветив квадратный купол парашюта, я 
убедился, что он в полном порядке. Меня раскачивали воздушные потоки, 
по-видимому вызванные недавно прошедшей в стороне грозою; вдалеке сверкала 
молния. Одежда покрывалась инеем. Это конденсировалась влага, успевшая 
накопиться, пока я был в тепле.
    Внизу виднелись огни Саратова и различалась полоска Волги.
    На высоте четырёх километров я снял маску. Становилось тепло. Когда до 
земли осталось метров двести, я осветил ракетой степь и увидел, что опускаюсь в 
овраг — единственный овраг в этом месте. Надо же быть таким “счастливцем”! Но 
меня поднесло лишь к краю оврага, и я приземлился на скошенную траву. Мой 
шестьсот пятьдесят четвёртый прыжок был окончен. С минуту я лежал, вдыхая 
аромат тёплой степной земли. Затем дал о себе знать белой ракетой. Совсем 
близко так же сигналили Доросев и Иванов. Перекликаясь, мы нашли друг друга и 
уехали на подоспевшей машине.
    Вскоре все семеро собрались у командного пункта. Благодаря хорошему расчёту 
штурмана нам удалось приземлиться недалеко от места взлёта. Я, как “тяжеловес”, 
опускался быстрее остальных и приземлился через четырнадцать минут. Елена 
Владимирская, самая лёгкая из нас, пробыла под куполом парашюта на пять минут 
дольше. Точная обработка записей приборов показала, что групповой прыжок мы 
совершили с рекордной высоты 10370 метров. Прыжок Елены Владимирской 
зарегистрировали также отдельно, как всесоюзный рекорд для женщин.
    Месяц спустя в Тушино состоялись третьи Всесоюзные соревнования по 
парашютному спорту. Их окончание ознаменовалось большим и радостным для меня 
событием. Решением Всесоюзного комитета по делам физической культуры и спорта 
Василию Романюку, Елене Владимирской, Аркадию Фотееву, Глебу Освальду, Николаю 
Гладкову, мне и некоторым другим парашютистам было присвоено звание 
заслуженного мастера спорта. Такая высокая оценка нашего участия в развитии 
воздушного спорта взволновала нас и заставила ещё раз задуматься над тем, в 
каком долгу находимся ещё мы перед советским народом.
    Прошло десять лет. Появилось новое поколение парашютистов, выросли 
замечательные спортсмены. Они установили много рекордов, накопили большой опыт 
международных соревнований. Эти соревнования, проходившие в напряжённой и 
острой спортивной борьбе, показали, что парашютный спорт успешно развивается во 
всём мире, и — что особенно радостно — у наших друзей, в великой Китайской 
Народной Республике, а также в других братских странах, строящих социализм.
    Умение управлять телом при длительном свободном падении стало достоянием не 
одиночек, а многих спортсменов. Большие заслуги в этом деле принадлежат 
заслуженному мастеру спорта Павлу Сторчиенко. Под руководством Василия 
Харахонова он давно научился легко преодолевать штопор и принимать по своему 
желанию горизонтальное и вертикальное положение, переворачиваться со спины на 
грудь. Это достигалось несложными движениями рук и ног, действующих благодаря 
сопротивлению воздуха, подобно рулям летательного аппарата.
    Много лет спустя, обучая затяжным прыжкам группу спортсменок, Сторчиенко 
обратил внимание на обстоятельство, которому до этого не всеми придавалось