утром он доставит аэростат на железнодорожную станцию.
    К правлению собиралась молодёжь, подходили пожилые колхозники. Как всегда, 
каждому из нас пришлось выступить, рассказать о службе погоды и воздухоплавании,
 поделиться впечатлениями о полёте. С большим вниманием собравшиеся слушали 
Зиновеева. Он рассказывал о старинной рукописи, донёсшей до нас сведения о том, 
что простой русский человек в 1731 году в Рязани изготовил из материи большой 
шар, надул его дымом, к шару приделал петлю, сел в неё и поднялся выше деревьев.

    — Чтобы двести лет назад построить такой шар из материи, требовалась 
немалая смекалка, — говорил Зиновеев. — Не так-то просто было догадаться о 
подъёмной силе тёплого воздуха и её примерной величине. А ведь до сих пор за 
границей изобретение воздушного шара приписывают французским фабрикантам 
братьям Монгольфье… А знаете, когда французы поднялись в воздух? Только через 
52 года — в 1783 году. И вот что очень интересно. Старинную рукопись, в которой 
упоминается о полёте в Рязани, написал некто Сулакадзев. Он указал, что 
сведения о полёте им взяты из записок Боголепова, которые пока не найдены. Кто 
такие Сулакадзев и Боголепов? Где и когда они жили? До сих пор мы этого не 
знали.
    В правлении колхоза стояла тишина. Только негромко поскрипывала дверь, 
пропуская новых людей.
    — Так вот, — продолжал Сергей, — один из исследователей истории 
воздухоплавания — подполковник Петр Дмитриевич Корзинкин — разыскал документы, 
позволившие многое узнать о Сулакадзеве и Боголепове. Оказывается, Боголепов 
жил и работал в Рязани, как раз в то время, когда там был построен тепловой 
аэростат…
    Беседа очень заинтересовала колхозников. Они задали Зиновееву много 
вопросов.
    Этот разговор об истории воздухоплавания особенно памятен тем, что вскоре 
наша авиационная общественность отмечала двухсотдвадцатилетие первого в мире 
подъёма человека в воздух. На родину воздухоплавания — в Рязань — выехала 
группа воздухоплавателей, чтобы в ознаменование замечательной исторической даты 
организовать там полёт свободного аэростата.
    Вместе с ними приехал Борис Никитич Воробьев — старейший пропагандист 
советской авиации и воздухоплавания. Он выступил по радио с докладом.
    Со стадиона, расположенного в центре города, на воздушном шаре поднялись 
аэронавты Афанасий Егоров, Владимир Шевченко и Сергей Ревзин. Десятки тысяч 
людей наблюдали за их полётом. Взволнованно глядели воздухоплаватели на 
раскинувшийся под ними живописный старинный город, где более двух столетий 
назад русский самоучка указал человечеству путь в воздух.
У ГРАНИЦ СТРАТОСФЕРЫ
    Высотные полёты, не так еще давно считавшиеся особым событием, стали для 
нас обычным делом. Мы регулярно бывали на высоте до 11000 метров и фактически 
давно перекрыли мировой рекорд высоты подъёма в открытой гондоле воздушного 
шара — 10853 метра, установленный польским воздухоплавателем Буржинским. Почему 
бы нам не перекрыть этот рекорд официально, зарегистрировав его по правилам 
Международной авиационной федерации? Мы обратились с этим предложением к 
дирекции Обсерватории и Добровольному обществу содействия армии, авиации и 
флоту. Наша инициатива была поддержана.
    Крикун и я опять стали частыми гостями барокамеры. Как обычно, нам 
предоставили возможность хорошо отдохнуть перед полётом. Тем временем коллектив 
отряда сделал всё необходимое для подготовки аэростата и оборудования.
    Ранним утром мы, плавно поднявшись на субстратостате “СССР ВР79”, проплыли 
на высоте 7 километров над залитой ярким весенним солнцем столицей. Вскоре 
высотомер показывал более 11600 метров. Рекорд перекрыт! В эти радостные минуты 
мы не могли не вспомнить о Саше Фомине.
    То и дело представители московских газет по радио просили рассказать о ходе 
полёта, поздравляли нас. Мы поделились с ними впечатлениями, передали привет 
москвичам. Взяв на потолке пробы воздуха, начали снижаться, довольные новым 
успехом советского воздухоплавания.
    Накопленный опыт и тренировка позволили нам поднять потолок аэростатов, 
сделать высотные научные полёты более продолжительными. Раньше на высоте 10 
километров мы оставались 30 минут, а теперь выполняли задания на большей высоте 
в течение 23 часов. Это — во многом заслуга известного специалиста авиационной 
медицины доктора Александра Александровича Перескокова. Он тренировал нас в 
барокамере, руководил подготовкой кислородной аппаратуры и медицинским 
обеспечением полётов.
    Александр Александрович проводил и другие интересные работы, связанные с 
освоением больших высот: конструировал и испытывал скафандры, которым 
принадлежит большое будущее — в них будут летать межпланетные путешественники. 
Он организовывал также подъёмы на высоту около 25 километров подопытных собак.
    Наш доктор был очень сердечным, отзывчивым человеком. Один лётчик, 
поправившись после перенесённой аварии, хотел во что бы то ни стало продолжать 
лётную работу, но его “браковала” чересчур осторожная медицинская комиссия. 
Видя, что пилот горячо стремится к любимому делу, взвесив все “за” и “против”, 
Александр Александрович под свою личную ответственность дал необходимое 
разрешение. И лётчик продолжал успешно летать, с благодарностью вспоминая о 
докторе.
    Вместе с тем Александр Александрович умел быть строгим и педантичным. Во 
время регулярных осмотров и тренировок в барокамере мы попадали под его власть, 
точно маленькие дети. Между прочим, он действительно иногда “поднимал” в нашей