высоты и стыд за нерешительность. Однако для раздумья не было времени.
    — Пошёл! — скомандовал инструктор.
    Наклонясь, я оттолкнулся ногами и полетел вниз. Сжалось сердце, захватило 
дыхание… Несильный рывок и плавный спуск возвратили меня к нормальному 
состоянию. Я слегка согнул колени, пружиня, встретил землю и пожалел, что 
снижение было таким коротким.
    Парашют, поднимаемый тросом, уплыл вверх.
    — Товарищ Крикун! — вызвал Федоров.
    Саша направился к лестнице с притворным видом великомученика, хотя всем 
было ясно, что он волнуется не на шутку.
    — Ну, Крикун, держись! — произнёс кто-то.
    “Не держись, а прыгай!” — подумал я и вспомнил, как познакомился с Крикуном 
в Хабаровске.
    …Войдя в одну из комнат штаба Амурской Краснознаменной флотилии, я увидел 
за столом широкоплечего краснофлотца, который по-детски шевеля толстыми губами, 
читал какую-то книгу.
    — Прибыл с Черноморского, — объяснил я. — У вас должны быть мои документы.
    — Ничего нет, — ответил краснофлотец, не отрываясь от книги.
    — Не может быть, они давно высланы!
    — Мало что высланы! Не приходили…
    Я сердито вышел и через минуту возвратился со старшиной.
    — Крикун! Где личное дело Полосухина? — спросил он.
    Краснофлотец молча протянул здоровенную ручищу к стопке папок и достал одну 
из них. Это были мои документы!
    — Что же это вы? — строго спросил старшина.
    — Зачитался, товарищ старшина, — смутясь, сказал краснофлотец и закрыл 
книгу.
    “Ишь ты, бюрократ, что читает!” — удивился я, заметив название: “История 
воздухоплавания”.
    Крикун оказался хорошим, весёлым товарищем. Мы стали приятелями, расстались 
при демобилизации, но потом встретились в Москве…
    Мой “бюрократ” отлично прыгнул с вышки, а за ним — остальные кружковцы.
    В следующее воскресенье мы снова побывали в парке. Решиться на второй 
прыжок мне показалось так же трудно, как и на первый. Недаром многие 
парашютисты считают, что с вышки труднее заставить себя броситься вниз, чем с 
самолёта: видимая связь с землёй усиливает ощущение высоты. Прыжки с вышки — 
прекрасная тренировка. Она помогает будущему парашютисту выработать необходимые 
навыки и закалить волю.
СВЕРШИЛОСЬ
    С нетерпением ждал я возможности прыгнуть с самолёта. Над Тушино целыми 
днями не смолкал шум моторов. В небе то и дело раскрывались купола парашютов. 
Плавно опускаясь, они исчезали за крышами зданий в той стороне, где раскинулся 
аэродром Центрального аэроклуба. Там уже несколько месяцев работала Высшая 
парашютная школа Осоавиахима, в которой занимался наш курсант Сергей Щукин, 
недавно демобилизовавшийся из Военно-Воздушных Сил. Этот коренастый 
светлоглазый парень был не прочь прихвастнуть перед нами своим опытом 
лётчика-наблюдателя и частенько щеголял в гимнастёрке с голубыми петлицами, 
туго опоясанной широким армейским ремнем. Другому за такое нарушение 
аэрофлотской формы, пожалуй бы, не поздоровилось. Но Сергей Щукин был, можно 
сказать, нашей знаменитостью. Он, опередив всех нас, стал парашютистом и 
прославился прыжком из гондолы дирижабля. Такие прыжки не выполнялись ещё ни в 
одной стране. Участвовал он и в первом парашютном десанте осоавиахимовцев, 
который я наблюдал в День воздушного флота.
    Мне хотелось подружить со Щукиным, и я был очень доволен, когда однажды он 
пригласил меня провести вечер у его знакомых. Ну и подшутил же тогда надо мной 
Сергей!
    — Это Полосухин — известный парашютист, — неожиданно представил он меня. — 
Сколько, Порфирий, у тебя прыжков на счету? Небось, за полсотни перевалило? — 
продолжал он с самым серьёзным видом.
    Какая-то симпатичная девушка, внимательно поглядев на меня, спросила:
    — Так сколько у вас прыжков?
    — Пятьдесят пять, — соврал я.
    — Пятьдесят пять! Это замечательно! Скажите, пожалуйста, а где вы прыгали?
    — Где прыгал? Гм… с дирижаблей, самолётов…
    — Но все же, где именно?
    — В Высшей парашютной школе, эскадре дирижаблей.
    Тут мою собеседницу что-то отвлекло, она перестала меня расспрашивать, и я 
поспешил заговорить на другую тему.
    Немного позже Щукин, смеясь, шепнул мне:
    — Ты почему к нам в парашютную школу не поступаешь?
    — А примут?
    — Конечно, пойди в ЦК комсомола и попроси путёвку.
    Я воспользовался этим советом. Путёвку мне дали охотно. Через несколько 
дней, нащупывая в кармане драгоценную бумагу, я, не без робости, вошёл в 
кабинет начальника парашютной школы — Якова Давидовича Мошковского, о котором 
часто слышал и читал в газетах.
    Его имя говорило мне о многом. Теперь мне было известно, что в то самое 
время, когда я 6 мая 1931 года наблюдал с палубы крейсера парашютный прыжок в 
море, из госпиталя вынесли и поставили у берега носилки, на которых лежал 
человек с забинтованной ногой. С волнением, радостью и досадой глядел он на