В войне находила применение и воздухоплавательная техника. Когда фашистская 
авиация совершала налёты на Москву, по вечерам над городом поднимались на 
тросах десятки аэростатов заграждения, похожих на крошечные дирижабли. Боясь 
натолкнуться на них, вражеские лётчики старались держаться повыше, а там их 
поджидали наши истребители.
    По предложению воздухоплавателей привязные аэростаты были впервые 
использованы для парашютной подготовки десантных частей Советской Армии. Прежде 
десантники учились прыгать с тяжёлых самолётов. Требовались оборудованные 
аэродромы, расходовался высокосортный бензин. При неблагоприятных 
метеорологических условиях прыжки значительно усложнялись. Парашютисты иногда 
попадали в лес, на воду, в населённые пункты. Иное дело массовые прыжки с 
аэростатов. Они связаны с незначительными расходами. Привязной аэростат всегда 
может быть поднят так, чтобы люди приземлились в том месте, где это необходимо 
и безопасно. В отдельных случаях с одного аэростата в течение суток 
сбрасывалось по две тысячи человек.
    На фронте в некоторых артиллерийских частях привязные аэростаты наблюдения 
с большим успехом применялись для корректировки стрельбы. Воздухоплаватели 
помогали артиллеристам точнее разить врага. На эту опасную работу, как я уже 
упоминал, и ушли аэронавты из аэрологической обсерватории. В октябре 1941 года, 
когда гитлеровцы прорвали фронт в районе Ельни, артиллерийский полк, в котором 
служили мои друзья, попал в окружение. Георгию Коновальчику, Станиславу 
Карамышеву, Клаве Фадеевой с огромным трудом удалось прорваться через вражеское 
кольцо. Они рассказывали о сложной обстановке, создавшейся в момент окружения, 
о тяжёлых, неравных боях и больших наших потерях. В те дни они в последний раз 
видели Фомина и Крикуна и ничего не знали о их судьбе. А вскоре жена Крикуна 
получила “похоронную”. Но мы надеялись, что это ошибка.
    Георгий Коновальчик вновь отправился на фронт, и я однажды прочёл в 
“Правде” о совершённом им подвиге. На его аэростат налетели несколько 
“мессершмидтов”. Оболочку пронзила очередь зажигательных пуль, и она, вспыхнув, 
мгновенно сгорела, оставив в небе клубы чёрного дыма. Георгий выпрыгнул из 
падающей гондолы, благополучно опустился на парашюте, тут же поднялся на другом 
аэростате и продолжал корректировать стрельбу артиллерии.
    Ещё до этого случая мы встретились с Коновальчиком в Москве на улице Кирова,
 и я поинтересовался, не знает ли он что-нибудь нового о Фомине и Крикуне.
    — Разве ты не слышал? — спросил Георгий.
    Его голос и лицо заставили меня содрогнуться.
    — Фомин погиб ещё тогда — в октябре сорок первого года. Теперь это точно 
известно. Я недавно встретил Константина Гвоздева — парторга нашего отряда. Он 
выходил из окружения вместе с Фоминым…
    Коновальчик рассказал мне, как недалеко от линии фронта группа, в которой 
был Фомин, столкнулась с колонной фашистов. Завязалась перестрелка. Гвоздев 
лежал вблизи от Саши и видел, как он метнул гранату в немцев, а потом стал 
стрелять из автомата. Рядом пролетела вражеская мина. Гвоздев припал к земле. 
Раздался взрыв. Через мгновение, подняв голову, парторг увидел неподвижно 
лежащего Фомина. “Фомин! Саша!” — позвал он и подполз поближе. Лицо Фомина было 
покрыто мертвенной бледностью. Из глубокой раны у виска растекались струйки 
крови.
    Мы помолчали. Потом я спросил:
    — А что с Крикуном?
    — О нём Гвоздев ничего не знает.
    “Нет и Крикуна”, — подумал я…
    …Проклятая война, сколько унесла она моих товарищей. Сколько погибло 
замечательных воздушных спортсменов.
    Они беззаветно отдали свою жизнь за Родину и подвиги их никогда не будут 
забыты.
СОЛНЦЕ ПОБЕДЫ
    3 июля 1944 года советские войска освободили Минск и туда переехал наш штаб.

    Надо же было случиться так, что в эти радостные дни на окраине Минска 
получил тяжёлое ранение Василий Игнатенко! Он лежал в местной больнице, и ему 
становилось всё хуже.
    — Доставай машину, — сказал мне Алексей Иванович Брюханов. — Необходимо 
срочно отправить Игнатенко в Москву.
    Когда мы привезли Василия на аэродром и внесли его в самолёт, он печально 
поглядел на нас и прошептал:
    — …Вот и победа пришла. А я ухожу… Навсегда…
    Его глаза наполнились слёзами.
    Я чуть не заплакал.
    А Брюханов сказал:
    — Брось хандрить, Игнатенко. Поправишься, и мы ещё так отпляшем на твоей 
свадьбе, что любо будет.
    Губы Василия тронула слабая, недоверчивая улыбка.
    — Вот так. Не годится унывать партизану! — продолжал Алексей Иванович и, 
обратясь к медицинской сестре, которая должна была сопровождать Игнатенко до 
Москвы, строго добавил: — Смотрите, чтобы он не вешал нос, сестра!
    Я глядел в след поднявшемуся самолёту и думал о том, что, пожалуй, больше 
никогда не увижу Игнатенко. Но предсказание Брюханова сбылось в точности. Врачи 
поставили Василия на ноги, а осенью 1945 года мы действительно плясали на его 
свадьбе.
    Освобождена вся Белоруссия! Партизаны соединялись с войсками Советской