Из этого, я понял, что если моё испытание и кончится удачно, то всё же не 
обещает большого удовольствия.
    На высоте около 4000 метров оболочка аэростата настолько раздулась газом, 
что положение стало угрожающим. Через аппендикс, диаметром всего в 1 дюйм, газ 
выходил с оглушительным свистом. Должен заметить, что при исключительной тишине,
 царящей на высоте нескольких километров над землей, даже самый тихий звук 
вызывает беспокойство. Мне стало ясно, что если внутреннее давление газа не 
сравняется с атмосферным, то баллон лопнет.
    Аэростат всё ещё имел сплавную силу. Вожжа, завязанная несколько коротко, 
натянулась и грозила разорвать оболочку по пришиву разрывных шнуров.
    В этот критический момент я взволновался. На милю ниже меня сверкали молнии.
 Грозовые облака двигались с юго-запада к северо-востоку. Я вынул часы и 
отметил в бортовом журнале время 2 часа 20 минут. Положив часы в карман, я 
подумал: не лучше ли отложить опыт до другого раза, но в это самое мгновение 
мой баллон лопнул сам собой.
    Я был убеждён в благополучном спуске, но всё же, должен признаться, пережил 
несколько жутких мгновений: газ с шумом устремился в разрывы верхней части 
оболочки, и стремительное падение сопровождалось свистом воздуха, рассекаемого 
подвеской аэростата. Вскоре я почувствовал лёгкий толчок. Взглянув вверх, я 
увидел, что нижняя половина баллона, как я и надеялся, подвернулась под верхнюю.
 Ветер относил парашютирующий аэростат на юго-запад. Приблизившись к земле, я 
выбросил за борт весь балласт. Корзина ударилась о землю, и я вылетел футов на 
десять вперёд.
    Оболочка упала рядом. Она оказалась настолько сжатой, что было трудно 
отделить подвёрнутую нижнюю часть от верхней. Я стоял у разбитой корзины и 
поздравлял себя со счастливым исходом опасного эксперимента. Мой лоб был покрыт 
испариной: земная атмосфера подействовала на меня несколько подавляюще…
    Посадка произошла в 16 километрах от города Истон. Через несколько минут 
после того, как я почувствовал под ногами твёрдую землю, я решил повторить свой 
опыт.
    Для второго своего опыта я сделал в аэростате ещё одно приспособление. На 
клапане внутри оболочки крепился блок, через который был перекинут трос, 
пришитый одним концом к нижней части оболочки. Другой конец свободно свисал 
через аппендикс в корзину. Таким образом, я мог подтягивать нижнюю часть 
оболочки к верхней.
    Однако это приспособление не понадобилось. После разрыва баллона оболочка 
поджалась к одной стороне. Сперва я опасался, что скорость падения будет 
чрезмерной, но вскоре успокоился: аэростат парашютировал, спускаясь по спирали. 
Я приземлился в 2 милях от Шуилкилл, и сотни людей, спешивших за аэростатом из 
города, видели мою посадку. Толчок при ударе о землю был не сильнее, чем прыжок 
с высоты примерно 3 метров”.
    На современных аэростатах, как я уже говорил, имеется “уздечковая” — снасть,
 оттягивающая низ оболочки к гондоле. Такое оттягивание, необходимое в 
нормальном полёте, в случае разрыва оболочки препятствует образованию купола. 
Поэтому у нас существует правило немедленно перерезать уздечковую, если 
почему-либо аэростат потеряет газ и начнёт падать. Одному из наших пилотов 
пришлось прибегнуть к этому, когда у аэростата в воздухе неожиданно вскрылось 
разрывное. Как только уздечковая была разрезана, воздух вдавил освобождённую 
нижнюю полусферу внутрь шара, образовался купол, благополучно опустивший 
четырёх человек на землю.
    Инженеры нашего отряда Владимир Манцевич и Александр Масенкис провели серию 
опытов, подтвердивших, что аэростаты могут парашютировать, когда уздечковая 
перерезана или развязана. В воздух взлетали два соединённых верёвками аэростата.
 Один из них со свободной уздечковой поднимал вместо экипажа груз. На некоторой 
высоте этот аэростат отцепляли, одновременно вскрывая его разрывное устройство. 
Потеряв газ, он быстро падал, но вскоре начинал парашютировать.
    Но такие опыты нельзя было бы столь же успешно произвести со стратостатом, 
объём которого в десятки раз больше, чем у обычных воздушных шаров. Стратостат 
должен превращаться в парашют очень плавно. Иначе оболочка порвётся. Именно это 
и произошло со стратостатом “Осоавиахим”, когда давление воздуха разорвало 
уздечковую и свободная от газа материя устремилась вверх.
    Ясно, что стратостат нужно приспособить к постепенному, плавному 
превращению в парашют. Как это сделать, и придумал Тихон Макарович.
    Для предварительной проверки был изготовлен аэростат с парашютирующей 
оболочкой. Его успешно испытали аэронавты Серафим Модестов и Виктор Лысов. 
После некоторых усовершенствований оболочки окончательные испытания поручили 
Фомину и инженеру Волкову. Дважды поднимались они для этого в воздух.
    Михаил Волков, заканчивая дирижаблестроительный институт, увлёкся 
стратостатом-парашютом и решил взять разработку его конструкции темой своего 
дипломного проекта. Он мечтал о том, чтобы принять участие в первом полёте 
стратостата. Нужно сказать, что у Михаила имелись для этого все основания. Он 
не только способный инженер, но смелый, спокойный и исключительно хладнокровный 
человек.
    …Высотомер показывал 3100 метров, когда Фомин потянул верёвку управления 
клапаном. Аэростат пошёл вниз, но Саша не позволял клапану закрываться. 
Кубометр за кубометром выходил водород из оболочки. Спуск вначале резко 
ускорился, но затем оболочка стала парашютировать, и в течение всего снижения 
до земли не было никакой необходимости сбрасывать балласт.
    Испытания летающей модели стратостата-парашюта привлекли большое внимание 
советской общественности. О них писала иностранная пресса. Вскоре было