|
сегодня в парашютном спорте, степень риска, на который пошел Аркадий Фотеев
много лет назад для того, чтобы доказать молодым спортсменам безотказность
парашюта. Факт тот, что этот смелый, благородный поступок является достоянием
истории нашего парашютизма.
Не следует думать, что подвиг Фотеева — результат какой-то особой вспышки
героизма. Ничего подобного! Аркадий Михайлович всегда был и остается таким,
какой он есть — отважным, спокойным и скромным советским воздушным спортсменом.
СТРАТОСТАТ-ПАРАШЮТ
Я уже упоминал о том, что воздухоплаватели стремились создать стратостат,
который мог бы благополучно опускаться без сбрасывания балласта.
Размышлял над этой проблемой и начальник гидростатической лаборатории ДУКа
Тихон Макарович Кулинченко. Он спрашивал себя: “Что надёжно тормозит снижение?”
И отвечал: “Парашют. Вот если стратостат, опускаясь, будет хорошо
парашютировать, необходимость в балласте отпадет”. Кулинченко постепенно
развивал эту мысль, экспериментировал в лаборатории и разработал оригинальную
конструкцию оболочки стратостата, позволявшую рассчитывать на то, что при
снижении она постепенно преобразуется в гигантский парашют, который плавно
опустит гондолу.
Такое решение задачи было вполне естественным. Всякий аэростат при спуске
тормозится сопротивлением воздуха — парашютирует. Сила торможения зависит от
формы аэростата. Для шара она больше, для вытянутой, как у всякого стратостата,
формы — меньше. Если же аэростат похож на парашют, тогда он спокойно опустится
без сбрасывания балласта, пусть даже в его оболочке вовсе нет газа.
Может ли аэростат быть похожим на парашют? Может. У порванного мяча резина
легко вдавливается внутрь, и получается маленький купол. Так же может быть и с
воздушным шаром, когда в нём мало или совсем нет водорода. Правда, такой
“парашют” несовершенен, неустойчив, при спуске он будет раскачиваться. Но всё
же аварии не произойдёт.
Способность воздушных шаров парашютировать неоднократно спасала жизнь
аэронавтам. Об этом стоит рассказать подробно. Читателям известно, что оболочка
аэростата не изолирована от атмосферы, а имеет внизу аппендикс — большое,
ограниченное рукавом отверстие. Если аэростат поднимается в выполненном
состоянии и аппендикс случайно окажется закрытым, то оболочка вскоре будет
разорвана давлением расширяющегося водорода. То же может случиться, если
скорость подъёма велика, а отверстие аппендикса узко и оказывает слишком
большое сопротивление выходящему водороду. Когда-то это недооценивалось и
оболочки имели аппендикс очень малого диаметра. И вот что порою случалось. В
мае 1847 года в Москве совершал полёт воздухоплаватель Берг. Желая ускорить
взлёт, он по неопытности сразу выбросил четыре мешка с песком. Аэростат резко
пошёл вверх и, как писали газеты, “…надулся до того, что ежеминутно грозил
разрывом. Берг всё время держал клапан открытым. Но шар продолжал подниматься и
надувался всё сильнее. Полный отчаяния, Берг рванул шнур клапана, он оборвался
и клапан закрылся. Вслед за тем оболочка разорвалась и аэростат понёсся к земле
со страшной высоты…”
Но остатки оболочки придавились к верхней части сетки и образовалось нечто
вроде зонтика1. “…Этому Берг был обязан своим чудесным спасением. Благодаря
образовавшемуся парашюту быстрота падения замедлилась, и Берг повредил только
левую ногу”.
Подобные случаи произошли с англичанином Джибсоном и тремя его пассажирами;
с русским воздухоплавателем Лаврентьевым и другими аэронавтами. Но особенно
интересно, что более ста лет назад американский пилот Джон Уайз отважился
произвести проверку способности аэростатов парашютировать, намеренно разрывая
оболочку в воздухе. Вот как он сам в 1850 году описал свои опыты.
“Я хотел произвести разрыв баллона на большой высоте и затем совершить
спуск, используя при падении сопротивление воздуха.
Мысль о таком эксперименте может удивить каждого человека, знакомого с
физикой. Тем не менее подобный эксперимент был проделан и может быть повторён в
будущем с такой же уверенностью, на основе тех же принципов, по которым,
например, носовой платок, выброшенный из окошка третьего этажа, упадёт на землю
не так быстро, как кирпич.
В верхней части шёлковой оболочки моего аэростата вблизи от клапана имелись
три небольших отверстия, через которые изнутри были пропущены прочные шнуры. Их
концы длиной в 1,5 метра, выходившие наружу, были пришиты к оболочке. Внутри
баллона шнуры были сплетены в один, спускавшийся через аппендикс в корзину.
Отверстия для шнуров заклеивались кусочками лакированной шёлковой материи2.
Мой публичный полёт был назначен на 11 августа в Истоне. Я поднялся в
воздух около двух часов дня с двумя “пассажирами” — с собакой и кошкой…
Баллон подошёл к густой пелене чёрных грозных облаков, и моему подъёму
салютовали громовые удары с яркими молниями, что придавало началу полёта
несколько устрашающий, но всё же импозантный характер. Мне казалось, что
небесная артиллерия хочет отпраздновать новое научное достижение.
Это побудило меня теперь же показать, что сопротивление воздуха при разрыве
баллона обеспечивает надёжный и безопасный спуск. Достигнув высоты около 600 м,
я сбросил на парашюте собаку. Она благополучно опустилась на окраине города.
С высоты 1200 метров был сброшен второй парашют. Спуск этого парашюта
должен был служить пробой парашютирующего спуска моего аэростата. Этот парашют
я поставил в худшие условия, чем свой аэростат: он был пустым скомканным
баллоном. Парашют, выброшенный за борт, падал камнем до тех пор, пока его
оболочка не расправилась. Затем он стал падать медленнее. Но его падение
сопровождалось рывками и раскачиванием, чего с обычными парашютами не бывает.
|
|