о происшедшем. Оказалось, что он потерял сознание из-за того, что на секунду 
снял маску, чтобы расправить идущий к ней шланг.
    Я уезжал со сбора, обогащённый новыми знаниями, опытом и — что не менее 
ценно — дружбой с замечательными, смелыми людьми, у которых можно было многому 
поучиться.
    Одним из таких людей я считаю отважного воздушного спортсмена, воспитателя 
многих парашютистов, ныне генерал-майора Александра Ивановича Зигаева. Много 
раз личным примером помогал он юношам и девушкам побороть нерешительность, 
выполнить первый прыжок и затем стать настоящими парашютистами. А когда — это 
было очень давно — на глазах его учеников произошёл несчастный случай, 
Александр Иванович, чтобы доказать, что парашют не раскрылся исключительно по 
вине прыгавшего, тут же поднялся в воздух и совершил прыжок с этим парашютом, 
подобно тому, как это сделал когда-то Яков Давидович Мошковский. Не менее 
самоотверженно поступил один из пионеров советского парашютизма — Аркадий 
Михайлович Фотеев, с которым меня связывает тесная дружба в течение многих лет. 
Это произошло тогда, когда я начинал учиться прыгать, а Аркадий Михайлович был 
уже опытным инструктором.
    Однажды, когда он готовил к первому прыжку группу начинающих военных 
спортсменов, на аэродроме случилось большое несчастье: у одного из прыгавших 
почему-то не раскрылся парашют.
    Аркадий Михайлович глядел на своих омрачённых, испуганных учеников и думал 
о том, что, если они не решатся прыгать сегодня, то многие из них не прыгнут 
никогда.
    — Всё же, товарищ инструктор, в этом деле виноват парашют, — проговорил, 
опустив глаза, старшина группы.
    Фотеев уже принял решение.
    — Ну что же, постараюсь убедить вас, что это не так, — твёрдо сказал он, 
повернулся и пошёл к командиру подразделения.
    — Ты с ума сошёл! — воскликнул тот, узнав о том, что задумал инструктор. — 
Прыгнуть с этим парашютом, да ещё без переукладки… Нет! Хватит и одного 
несчастья!
    Командир возбуждённо показывал на порванный ранец, неисправный карабин 
грудной перемычки и другие повреждённые детали парашюта погибшего. Фотеев стоял 
на своём. Вокруг собрались его товарищи — инструкторы. Сперва они тоже были 
поражены. А затем горячо присоединились к Аркадию. И, в конце концов, командир 
согласился.
    Тут же при помощи суровых ниток и иголки был произведён примитивный ремонт 
парашюта.
    — Смотрите, не пришейте купол к ранцу, — шутил, скрывая волнение, Фотеев. — 
А не то, как же я докажу его безотказность?
    Через десять минут всё было готово к прыжку. Вокруг Аркадия Михайловича 
собрались все, кто был на аэродроме. Возникло нечто вроде стихийного митинга. 
Фотеев плохо помнит, что он говорил на этом необычном собрании. Он знает только,
 что после его выступления с ним захотели прыгать ещё несколько инструкторов.
    Каким долгим показался ему подъём самолёта! Наконец, высота 1200 метров, 
внизу — аэродром. Аркадий открыл дверь фюзеляжа и приготовился к прыжку.
    — Только без затяжки! — крикнул кто-то сзади.
    — Да, да, — шепнул себе Фотеев, — конечно, без затяжки.
    И отделился от самолёта. Он выдернул вытяжное кольцо и что есть силы сжал 
лямки, чтобы хоть часть рывка восприняли мышцы рук. Спешный ремонт ножного 
обхвата и карабина грудной перемычки оказался не совсем надёжным. Аркадий едва 
не выпал из подвесной системы. Он осторожно подтянулся, твёрдо сел на основную 
лямку и с усилием разжал пальцы.
    Приближалась земля. К Фотееву бежали люди. Он уже различал радостные, 
возбуждённые лица… Его подхватили на лету, и все, потеряв равновесие, со смехом 
повалились на траву.
    — Товарищ Фотеев!..
    — Спасибо тебе, большое спасибо! — прерывающимся голосом говорил какой-то 
человек в комбинезоне, крепко пожимая руку отважному инструктору.
    Это был один из лучших укладчиков части. Укладка парашюта, с которым прыгал 
погибший, выполнялась им. Он бросился к парашюту, потом снова к Аркадию, хотел 
что-то сказать, но глаза его сделались влажными и, махнув рукой, он отошёл в 
сторону.
    Фотеев доложил командиру:
    — Парашют работает безотказно, подвесная система и ранец требуют замены.
    Вскоре с аэродрома поднялся самолёт с группой молодых парашютистов. Когда 
Аркадий Михайлович скомандовал “Пошёл!”, всех ребят точно ветром сдуло. Он 
нырнул им вдогонку, раскрыл парашют, торопливо пересчитал учеников. Неподалёку, 
уверенно поправляя ножные обхваты, опускался старшина.
    — Старшина! — крикнул Фотеев, — почему не докладываете, как настроение 
людей?
    Парашютист удивлённо посмотрел на него. Он не ожидал, что в такой 
обстановке можно разговаривать.
    — Всё в порядке, товарищ инструктор! — обрадованно крикнул он, и лицо его 
расплылось в весёлой, счастливой улыбке…
    Совсем недавно я вспомнил об этом эпизоде, беседуя с одним товарищем, 
работающим в авиационной промышленности и совершившим когда-то парашютный 
прыжок. Он не поверил моему рассказу. “Что вы! Кто же решится прыгать с 
парашютом, у которого такие повреждения?” — говорил он мне, вежливо улыбаясь.
    Можно как угодно расценивать с точки зрения строгих правил, существующих