исследовать особенности прыжков со скоростных самолётов, накопить опыт высотных 
прыжков, испытать новейшие образцы парашютов и кислородной аппаратуры.
    Эта интересная и важная экспериментальная работа проводилась в тесном 
содружестве с конструкторами советских парашютов — Николаем Лобановым, Игорем 
Глушковым и Федором Ткачевым. Я хорошо знал этих талантливых людей, энтузиастов 
парашютизма. Создавая новые парашюты, они сами принимали участие в их 
испытаниях и уже давно прыгали наравне с нами, рядовыми спортсменами. Все трое 
сейчас лауреаты Сталинской премии. На сборе работали также видные специалисты 
авиационной медицины, изучавшие влияние разнообразных прыжков с парашютом на 
организм человека. Ими руководил неоднократно летавший на большие высоты 
профессор Григорий Григорьевич Куликовский, ныне член Академии медицинских наук 
СССР.
    Широкая, бескрайняя придонская степь дышала жаром. Крылья больших 
четырёхмоторных самолётов не спасали от палящих солнечных лучей. Южное солнце 
накаляло всё: и машины, и воздух, и землю. Но лётчики и парашютисты охотно 
влезали в меховую одежду, надевали на себя парашюты и летели для выполнения 
самых трудных заданий.
    При прыжке со скоростной машины парашют раскрывается с очень сильным 
динамическим ударом, вызывая большую инерционную силу — “перегрузку”, которую 
испытывают и детали парашюта и организм прыгающего. Этот удар можно уменьшить, 
делая затяжку, чтобы скорость снизилась. Но сделать нужную задержку раскрытия 
парашюта сумеет не всякий лётчик. Кроме того, не исключено, что скоростной 
самолёт может быть вынужденным лететь на сравнительно небольшой высоте, когда 
затяжка невозможна. Вот почему возникла настоятельная необходимость в парашюте 
повышенной прочности, создающем как можно меньшую перегрузку. Для 
конструирования таких парашютов, требовалось проверить, какие перегрузки 
способен выносить организм человека.
    Решение этой задачи было поручено группе участников сбора — известному 
испытателю Василию Романюку, бесстрашному исполнителю затяжных прыжков Наби 
Аминтаеву, опытным экспериментаторам Виктору Козуле и Павлу Федюнину, мастеру 
парашютных прыжков из сложных фигур высшего пилотажа, Александру Колоскову и 
нескольким другим парашютистам. День за днём прыгали они, оставляя самолёт при 
всё большей скорости и убедительно доказывая, что тренированному человеку это 
не приносит вреда.
    Существовало предвзятое мнение, будто вынести перегрузку более 
восьмикратной невозможно. Как оказалось, безболезненно переносится и большая 
перегрузка, поскольку при раскрытии парашюта она действует в течение очень 
малого времени. Парашютистам необходимо тренироваться, чтобы уметь хорошо её 
воспринимать. Тело спортсмена должно быть, как говорят у нас, 
“сгруппированно” — готово к рывку.
    Моя перегрузка достигала 14,5. Это значит, что я ощущал такой толчок, как 
если бы мой вес на мгновение возрос в 14,5 раз. Между прочим, после одного из 
затяжных прыжков с аэростата, я, осмотрев на земле лямки, обнаружил на них 
надорванные швы. В связи с ростом скоростей самолётов и развитием прыжков с 
задержкой раскрытия парашюта, подвесную систему в дальнейшем усилили, и она 
стала абсолютно надёжной.
    Огромную помощь испытателям оказывала кинотехника. На сборе работал 
кинооператор Владимир Лаврентьев, который неутомимо поднимался в воздух, чтобы 
запечатлеть наши прыжки. Ни один испытатель не может подметить того, что 
зафиксирует объектив киноаппарата. Специальный метод съёмки и замедленная 
демонстрация ленты позволяют увидеть на экране мельчайшие детали действий 
парашютиста и работы парашюта, помогают выявить особенности прыжка с разных 
самолётов. Занимаясь в течение многих лет авиационной киносъёмкой, Лаврентьев 
не раз показывал парашютистам весьма поучительные кадры. Однажды Романюк после 
очередного испытательного прыжка, который, по его мнению, прошёл нормально, с 
удивлением увидел на экране, что пережил довольно опасный момент. “Моим глазам 
предстал хаос из лямок, строп, купола, — вспоминает Романюк. — Они запутались 
до такой степени, что нельзя было разобрать, где парашютист, т. е. в данном 
случае я сам. Всё это происшествие заняло долю секунды. За такое короткое время 
стропы сначала опутали меня, потом были сброшены напором встречного воздуха и 
вытянулись на полную длину. Затем купол наполнился воздухом”.
    Участники сбора выполнили ряд групповых прыжков с высоты от 4000 до 8200 
метров. В числе двадцати семи парашютистов Щукин и я участвовали в ночном 
прыжке без кислородных приборов с 5500 метров. Эти групповые прыжки фактически 
были рекордными. Они принесли ценный опыт, необходимый для развития парашютного 
спорта.
    На сборе мы ещё раз убедились в безотказности остроумного и простого 
прибора, автоматически раскрывающего парашют и основанного на принципе часового 
механизма.
    Не могу не привести здесь интересного отрывка из воспоминаний испытателя 
этого прибора Василия Романюка.
    “Однажды в государственную комиссию по испытанию приборов, автоматически 
раскрывающих парашют, вошли трое молодых людей в форме железнодорожников. Самый 
старший из них представился:
    — Николай Доронин. А это мои братья — Владимир и Анатолий.
    — Позвольте, — сказали им, — в комиссию приглашены изобретатели — инженеры 
Доронины…
    — Мы и есть изобретатели Доронины, только пока ещё не инженеры, а студенты,
 — улыбнулся Николай и положил на стол небольшой металлический предмет. — Вот 
наш прибор. Он раскрывает парашют в любое заданное время в пределах 180 секунд.