кать среди деятелей либерального 
движения, терпимо относящихся к коммунистам. Между тем, по мнению Берии, левое 
движение находилось в состоянии серьезного разброда из-за попыток троцкистов 
подчинить его себе. Тем самым Троцкий и его сторонники бросали серьезный вызов 
Советскому Союзу. Они стремились лишить СССР позиции лидера мирового 
коммунистического движения. Берия предложил нанести решительный удар по центру 
троцкистского движения за рубежом и назначить меня ответственным за проведение 
этих операций. В заключение он сказал, что именно с этой целью и выдвигалась 
моя кандидатура на должность заместителя начальника Иностранного отдела, 
которым руководил тогда Деканозов. Моя задача состояла в том, чтобы, используя 
все возможности НКВД, ликвидировать Троцкого.

Возникла пауза. Разговор продолжил Сталин.

– В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. 
Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена.

Он снова занял свое место напротив нас и начал неторопливо высказывать 
неудовлетворенность тем, как ведутся разведывательные операции. По его мнению, 
в них отсутствовала должная активность. Он подчеркнул, что устранение Троцкого 
в 1937 году поручалось Шпигельглазу, однако тот провалил это важное 
правительственное задание.

Затем Сталин посуровел и, чеканя слова, словно отдавая приказ, проговорил:

– Троцкий, или как вы его именуете в ваших делах, «Старик», должен быть 
устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения 
Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены, в случае 
нападения империалистов на Советский Союз, в поддержке наших союзников по 
международному коммунистическому движению. Им будет очень трудно выполнить свой 
интернациональный долг по дестабилизации тылов противника, развернуть 
партизанскую войну.

У нас нет исторического опыта построения мощной индустриальной и военной 
державы одновременно с укреплением диктатуры пролетариата, – продолжил Сталин, 
и после оценки международной обстановки и предстоящей войны в Европе он перешел 
к вопросу, непосредственно касавшемуся меня. Мне надлежало возглавить группу 
боевиков для проведения операции по ликвидации Троцкого, находившегося в это 
время в изгнании в Мексике. Сталин явно предпочитал обтекаемые слова вроде 
«акция» (вместо «ликвидация»), заметив при этом, что в случае успеха акции 
«партия никогда не забудет тех, кто в ней участвовал, и позаботится не только о 
них самих, но и обо всех членах их семей».

Когда я попытался возразить, что не вполне подхожу для выполнения этого задания 
в Мексике, поскольку совершенно не владею испанским языком, Сталин никак не 
прореагировал.

Я попросил разрешения привлечь к делу ветеранов диверсионных операций в 
гражданской войне в Испании.

– Это ваша обязанность и партийный долг находить и отбирать подходящих и 
надежных людей, чтобы справиться с поручением партии. Вам будет оказана любая 
помощь и поддержка. Докладывайте непосредственно товарищу Берии и никому больше,
 но помните, вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас. Вы 
лично обязаны провести всю подготовительную работу и лично отправить 
специальную группу из Европы в Мексику. ЦК санкционирует представлять всю 
отчетность по операции исключительно в рукописном виде.

Аудиенция закончилась, мы попрощались и вышли из кабинета. После встречи со 
Сталиным я был немедленно назначен заместителем начальника разведки. Мне был 
выделен кабинет на седьмом этаже главного здания Лубянки под номером 755 – 
когда-то его занимал Шпигельглаз.

Жена была обеспокоена моим быстрым повышением по службе в 1938 году. Она 
предпочитала, чтобы я оставался на незаметной должности, и была права, так как 
травля меня началась именно из-за этого, хотя назначение носило сугубо 
временный характер. Я был не врагом народа, а врагом завистливых коллег – таков 
был заурядный мотив для травли в годы чисток.

Новое назначение не оставляло времени на длительные раздумья о кампании против 
меня, которая чуть было не стоила мне жизни. Головокружительная скорость, с 
которой развивались события, увлекла меня за собой. Партийное собрание так и не 
рассмотрело мое персональное дело. Через два дня после беседы в Кремле мне 
сообщили, что партбюро пересмотрело свое решение об исключении меня из партии и 
вместо этого вынесло выговор с занесением в учетную карточку за потерю 
бдительности и неразоблачение вражеских действий бывшего руководства 
Иностранного отдела.

На следующий день, как только я пришел в свой новый кабинет, мне позвонил из 
дома Эйтингон, недавно вернувшийся из Франции.

– Павлуша, я уже десять дней как в Москве, ничего не делаю. Оперативный отдел 
установил за мной постоянную слежку. Уверен, мой телефон прослушивается. Ты 
ведь знаешь, как я работал. Пожалуйста, доложи своему начальству: если они 
хотят арестовать меня, пусть сразу это и