приходится под огнем артиллерии идти на вражеские пулеметы. Тут лишь бы 
столкнуть прикрытие. 
 Казаков тоже позавидовал Ромашкину: 
 — Вы как вольные птицы, лети, куда хочешь! Не то что я, грешный: граница 
справа, граница слева, на такой-то рубеж выйти в десять ноль-ноль, на такой-то 
к пяти ноль-ноль. 
 — Зато ты теперь большое начальство, — пошутил Ромашкин. 
 Казаков пропустил шутку мимо, сказал серьезно: 
 — Слушай, Ромашкин, а если набрехал твой фриц? Если никакое там не прикрытие, 
а главные силы нас встретят? 
 — Не должно бы. По-моему, фриц сказал правду. 
 — Знаешь завет разведчика? Верить верь, но проверь! 
 — Вот и проверим. Если нарвемся на главные силы, предупредим весь полк.
 — Ты взводом сразу не суйся, дозорами сначала пощупай… — Казаков прислушался к 
немецким пулеметам. — Вроде поболе обычного стреляют. Перестаралось прикрытие. 
 — И мне кажется, сегодня огня больше, — сказал Епифанов. 
 Казаков поглядел на него и спокойно посоветовал: 
 — Ты, сержант, не об этом пекись, а внимательней под неги смотри. При отходе 
фрицы хитроумные ловушки устраивают. В одной деревне, помню, боец взбежал на 
крыльцо — взрыв, под ступенькой мина была. В другом доме дверь стали отворять — 
опять взрыв, фрицы к двери мину присобачили, а сами в окно драпанули. Так что 
гляди в оба! 
 — Постараемся, — заверил Епифанов. 
 — Ну, тогда пойдемте, хлопцы, — пригласил Казаков. 
 — А ты куда? — удивился Ромашкин. 
 —Я вас до немецкой передовой провожу. Надо же мне знать: прошли вы или нет? У 
меня там хорошая балочка есть на примете. Помогу опять по старой дружбе. 
 — Смотри, Караваев узнает, будет снова баня! 
 — Не узнает, — убежденно сказал Казаков. Вскоре он вывел всех в темную, 
заросшую кустами низину. Шепнул Ромашкину: 
 — Мин здесь нет, я проверил. 
 Эх, Петрович, Петрович! Был ты разведчиком и остался им. Видно, не раз 
выбирался сюда по ночам, чтобы отвести душу! Сам Казаков объяснил это так: 
 — В парилке, бывает, хлещешь себя веником — и больно, и приятно. Уж и 
дышать-то нечем, вот-вот концы отдашь, а остановиться не можешь, все поддаешь! 
Вот и здесь, в нейтральной, происходит со мной то же: вроде бы смерть кругом, а 
мне интересно с ней в кошки-мышки поиграть. Конечно, не всякому это понятно. 
 Но Ромашкин-то его понимал… 
 Из лощины были посланы в дозор Рогатин, Шовкопляс и Пролеткин. 
 Они возвратились скоро. 
 — В траншее никого нет, а на высотке, на самом пупу, фриц с пулеметом, — 
доложил Пролеткин. — Я предлагал снять его, да Иван не позволил. Талдычит: не 
велено — и хоть режь самого. 
 В данной обстановке разумней было бы, пожалуй, снять пулеметчика. Но не 
хотелось конфузить Рогатина. Василий поддержал его: 
 — Вас посылали в разведку. И хорошо сделали, что не сняли фрица, могли 
нашуметь. 
 — Да мы бы его без всякого шума… — уверял Саша.
 — А может, и правда снимем? — озорно подмигнул Казаков. — Моей роте будет 
легче. На один пулемет поменьше — и то дело. 
 Ромашкин посмотрел в черные глаза Петровича. Там светился азартный охотничий 
огонек. 
 — Не надо, Ваня, — попросил Ромашкин. — Узнает Караваев, плохо тебе будет. Мы 
сами снимем пулеметчика, поможем твоей роте. 
 Казаков вздохнул, огоньки в его глазах потухли. 
 — Ну, ладно, только прежде свой взвод за их траншею уведи. А то нашумите — 
сорвется задание. 
 — Не сомневайтесь, Иван Петрович, мы чисто все сделаем, — сказал Рогатин. 
 Казаков с любовью посмотрел на него. 
 — Ты можешь. 
 Взвод выполз к немецкой траншее. Один за другим разведчики и саперы 
перемахнули ее и скрылись в кустах. 
 Когда все собрались, Рогатин приподнялся, посмотрел на Ромашкина. Василий 
кивнул. Иван толкнул Сашу Пролеткина, и они исчезли во тьме. Ромашкин 
напряженно вслушивался. Лежавший рядом с ним Епифанов шептал: 
 — Может, им надо было группу обеспечения дать? 
 — Справятся сами. Не от кого обеспечивать, немцев в траншее мало. 
 — Пройти бы по всей обороне и всех часов поснимать! — мечтательно выдохнул 
Епифанов. 
 — У нас другая задача. 
 — Петровичу бы подсказать, он бы со своими ребятами сделал. 
 — Догадается без нас… 
 Мелькнули две темные фигуры у основания кустов. Саша держал поблескивающий 
вороненой сталью немецкий пулемет. 
 — Ну, как вы его? — спросил Епифанов. 
 Излишнее любопытство, как и разговорчивость не ко времени, считалось у 
разведчиков предосудительным. Потом, в свой час, на отдыхе, все будет 
рассказано с шутливыми дорисовками, а в ходе задания болтать не полагалось. 
 — Порядок, — коротко ответил Рогатин и прилег по другую сторону от командира. 
Он тяжело дышал, руки дрожали: видно, «порядок» дался нелегко.