сосед справа выведен в тыл. 
 Комбат Журавлев зло глянул на Ромашкина, будто он был виноват в том, что немцы 
перегруппировывают свои силы. 
 — Не одним нам тяжело, — продолжал Караваев. — Вся дивизия… да что дивизия, 
несколько дивизий ведут наступление на пределе своих возможностей. Но мы должны 
сорвать планы противника! Я уже распорядился о пополнении стрелковых рот за 
счет тыловых подразделений. На передовую направляются повара, писари, коноводы, 
ремонтники. Кто что получит и кто кого обязан отдать, узнаете у начальника 
штаба, А теперь слушайте боевой приказ… 
 Караваев поставил задачи стрелковым батальонам, артиллерии, специальным 
подразделениям. Разведвзвод он оставил в своем резерве. Приказал Ромашкину быть 
рядом с полковым НП. 
 После командира говорил Гарбуз: 
 — Товарищи, я знаю, как вы все устали. Но под Сталинградом решается наша общая 
судьба. Разъясните это всем. Люди поймут. Коммунистам и комсомольцам надо 
первыми вставать в атаку и вести других за собой… 
 Ромашкин еще затемно расположил свой взвод в указанном месте. Разведчики 
подминали под себя мелкий кустарник и в ожидании, пока потребуется резерв, 
устраивались «досыпать» на морозе. 
 Василий поднес к глазам бинокль. Утренний снег отливал синевой. В нейтральной 
зоне чернели редкие кустики. Вчерашних убитых там не было: их убрали ночью. 
Вражеские траншеи просматривались еще смутно, а в наших уже можно было 
разглядеть даже лица солдат. Вон мелькнуло очень знакомое чернобровое лицо. 
«Это же Гулиев! — узнал Ромашкин. — И своего ординарца командир полка отправил 
в цепь». 
 В семь часов ударили пушки и зачакали минометы. Выбрасывая из-под снега темную 
землю, разорвались первые снаряды в расположении фашистов. Огонь нашей 
артиллерии был слабее обычного, залпы ее не образовали единого слитного гула. 
Пыль и дым на позициях врага успевали оседать между нечастыми всплесками 
взрывов. 
 На душе у Ромашкина было тоскливо. «Как же пехота пойдет в атаку после такого 
чихания вместо настоящей артподготовки?» Но едва взлетела зеленая ракета, люди 
выскочили из траншей и реденькими цепочками двинулись через поле. Они не бежали,
 а шли почему-то шагом, стреляя на ходу. 
 Застучали, будто швейные машинки, немецкие пулеметы. С треском разорвалось 
несколько мин. Это как бы подстегнуло нашу пехоту, бойцы побежали вперед. И 
Ромашкин услышал, как кричит Караваев артиллеристам по телефону: 
 — Огневые точки давите! Не видите, что ли?! 
 Взрывы в расположении врага начали перемещаться, букетиками собирались у 
площадок, с которых били пулеметы. 
 И вот уже первый батальон приблизился к фашистам, с ходу ворвался в их траншею.
 «Ай да Журавлев! Ворчал, скрипел, а теперь вон как действует!» — оживился 
Ромашкин, наблюдая, как наши солдаты разбегаются по траншее и забрасывают 
блиндажи гранатами. 
 А подполковник Караваев все еще наседал на артиллеристов. Потом его заглушил 
голос Гарбуза. Комиссар упрекал по телефону командира второго батальона: 
 — Спиридонов, почему вы топчетесь? Журавлев уже первую траншею очистил, а вы 
все топчетесь. Да? Я вижу. Все прекрасно вижу. И вас, и его… 
 Вопреки мрачным предположениям, на этот раз наступление имело успех: к 
середине дня полк овладел и второй траншеей. Караваев перешел на новый НП, а с 
ним вместе двинулся и резерв. Подполковник теперь сам разговаривал с ушедшим 
вперед вторым батальоном, подбадривал Спиридонова: 
 — Вы же убедились, что перед нами слабый противник. Не снижайте темпа 
наступления. Фланг открыт? Прикроем. Сейчас позвоню Журавлеву, он подровняется 
и прикроет. 
 Но батальон Журавлева залег под плотным огнем пулеметов и хлесткими выстрелами 
немецких штурмовых орудий. 
 — Вернулись, сволочи! — выругался Караваев. 
 — Заставили вернуться, — уточнил Гарбуз. — Самоходок здесь дня три уже не было.
 
 — Сейчас они дадут прикурить Журавлеву, — продолжал Караваев с жалостью. — 
Почему он лежит? Раздолбают же его на ровном месте. — И в телефон: — Журавлев! 
Броском вперед! Займи вторую траншею… Как не можешь? Моги! Самому в траншее 
легче будет и соседу фланг прикроешь. Сейчас окажу поддержку огоньком. 
 Но и артогонь не помог Журавлеву. Красноармейцы расползлись по воронкам, 
батальона будто и не было. А Спиридонов уже не говорил, а стонал в телефон: 
 — Прикройте же меня справа! Обходят! Сейчас выбьют из траншеи, а то и вовсе 
отрежут! 
 — Сейчас, сейчас, — обещал Караваев, и позвал: — Ромашкин! 
 — Я здесь. 
 — Бегом со взводом в первый батальон. Поднять там людей и занять траншею! 
 — Есть! 
 Через минуту разведчики уже мчались напрямую к воронкам, в которых залег 
первый батальон. На бегу Василий думал: «Уж лучше бы с самого начала идти в 
атаку, чем включаться в нее в такой момент!» 
 Вражеские минометчики, заметив выдвижение резерва, ударили по нему. Но 
разведчикам это не в диковинку. Уклоняясь от взрывов мин то вправо, то влево, 
они с прежней стремительностью неслись вслед за Ромашкиным. 
 Вот наконец и черные воронки, в которых попрятались стрелки. Не зная, где тут 
комбат или хотя бы кто из ротных, Ромашкин сам стал командовать: