на костылях. 
 — Вы, пожалуйста, не тыкайте, а обращайтесь как положено. Я — батальонный 
комиссар и приказываю всем сохранять спокойствие. 
 — У тебя на кальсонах шпалов нету, не видно, что ты комиссар, — не унимался 
боец. 
 Вмешался врач, поддержал Линтварева: 
 — Правильно, товарищи, о раненых есть международное соглашение. 
 Бойцы, приученные к дисциплине, кто лег, кто сел на свою койку. Тетя Маша 
сняла свой белый платочек и повязала косынку с красным крестиком на лбу. 
 — Где наше оружие? — спросил Ромашкин. 
 — На складе. Кто прибывает с оружием, у всех берут — и на склад. 
 — А склад где? 
 — Там, за сарайчиком, ну, за тем, где гробы делают. 
 Капитан Городецкий достал из-под подушки пистолет, молча положил его за пазуху.
 
 — Эх, напрасно я сдал свой наган, — пожалел белобрысый танкист. 
 — Ложитесь, ложитесь, —успокаивал Линтварев. — Сделайте вид, что вы не ходячие.
 
 Внизу, на первом этаже, хлопнули двери. Все замерли, тревожно вслушиваясь. 
 Затопали по лестнице тяжелые сапоги, зацокали металлические шляпки гвоздей. 
Ромашкин будто увидел подошвы немецких сапог, утыканные гвоздями. 
 Военврач двинулся к двери, чтобы встретить тех, кто поднимался по лестнице. 
Сестры испуганно прижались к стене. Вдруг дверь брызнула стеклами и 
распахнулась — ее ударили ногой. В зал с автоматами наперевес ввалились 
гитлеровцы в зеленых шинелях и касках, покрытых инеем. 
 — Здесь раненые, — сказал врач, став на пути врагов и раскинув руки. 
 Треснула короткая очередь, и врач упал с раскинутыми в стороны руками. 
Вскрикнула сестра. И тут же автоматы забились, заплевались огнем. Беленькие 
сестры сползли по стенам на пол. А фашисты уже косили тех, кто вскочил, и тех, 
кто лежал еще на кроватях. 
 Ромашкин кинулся на подоконник, вышиб ногой раму и спрыгнул в мягкий холодный 
снег. За ним выпрыгнули танкист Демин и комиссар Линтварев. 
 — Бегите, братцы, я прикрою! — крикнул сверху капитан Городецкий и выстрелил в 
гитлеровца, который побежал наперерез Линтвареву и Демину. 
 Пока Ромашкин бежал вдоль стены к углу дома, сверху хлестнули еще несколько 
выстрелов, и он услышал, как отчаянно заматерился Городецкий. 
 За деревянным сараем трое командиров увидели кирпичную пристройку. Это, 
наверное, и был склад. Но едва они выбежали из-за угла, их остановил властный 
окрик: 
 — Стой, кто идет? 
 Часовой сидел в окопчике, оттуда торчала лишь заиндевелая ушанка. 
 — Свои, — тихо сказал танкист. 
 — Какие свои? Где разводящий? 
 — Немцы прорвались! Ты что, стрельбы не слыхал? 
 Часовой молчал. Он слышал стрельбу, но не знал, что происходит и как ему 
поступить. Командиры опять двинулись вперед. 
 — Дай нам оружие, — попросил Ромашкин, — там немцы раненых бьют… 
 — Не подходи, стрелять буду! — часовой клацнул затвором. 
 — Я батальонный комиссар, верьте мне, это не провокация, — властно сказал 
Линтварев. — Я приказываю… — Тут же грохнул выстрел, и пуля свистнула над 
головой. Все трое упали в снег. 
 — Теперь не допустит, — печально и тихо сказал танкист. — Раз услышал, что 
комиссар приказывает, будет стоять до конца. Подвиг совершает! — Танкист 
истерически засмеялся, тут же заплакал, стал бить кулаками снег и надрывно 
выкрикивать: — До каких же пор так будет? До каких? В июне нам не позволили 
машины вывести: приказ — не поддаваться на провокацию. И что же? Многие танки 
сгорели в парке. Вот, смотрите, он тоже не поддается на провокацию, этот дурак! 

 Внезапно Демин вскочил и грудью пошел на часового: 
 — Стреляй, гад! Стреляй в своего! Фашисты раненых там убивают, а ты… 
 Часовой выстрелил раз и другой, наверное, умышленно выше головы. А Демин все 
шел. Наконец он достиг окопа, нагнулся, вырвал винтовку и ударил часового ногой 
в лицо. 
 — Ах ты, курва! — закричал боец. — Надо было тебя пристрелить! Я же специально 
вверх стрелял, чтобы ты обезоружил меня. Закон не велит тебя на пост допускать, 
не имею права. 
 Демин, не вступая в долгий разговор, подбежал к двери, засунул ствол винтовки 
за пробой и двумя рывками сорвал замок. Посвечивая спичками, стали искать 
оружие и патроны. 
 — Да здесь вот, — подсказывал пожилой боец, двигаясь за Деминым. — Вот в тех 
ящиках автоматы, в тех — винтовки. 
 — А где гранаты? — спросил Ромашкин. 
 — Гранат нема: вы на передовой их оставляете. 
 — А патроны? 
 — Патронов тоже чуть. Устав надо знать: уходя в лазарет, отдай патроны 
товарищу, который остается на передовой, — поучающе процитировал красноармеец. 
 — Да заткнись, буквоед проклятый! — закричал Демин. — Показывай, где патроны! 
 — Вот туточки, — он открыл деревянный ящик, там тускло блеснула серая цинковая 
коробка. 
 Ромашкин выхватил из ящика автомат — на нем были липкие сгустки солидола.