|
— Его самолет сбили, а он с парашютом сиганул. Вот и держим в окружении. Пока
патроны не расстреляет, брать не будем. Зачем людей губить? Он тут рядом,
глядите. — Старшина слепил снежок, кинул в заросли молодых елочек. Оттуда
щелкнул пистолетный выстрел. — Нехай все патроны расстреляет.
— Зачем же вы связиста на него пустили?
— О, так это ты утикал? — засмеялся старшина, разглядывая связиста. — Мы его
не пустили, товарищ лейтенант, он не по дороге шел, а по целине, мы не заметили
сначала. А когда утикал, стали звать, так он и нас, наверное, за немцев принял.
— Вот видите, старшина, связист утек, и немец может уйти. Тем более уже
смеркается. Надо сейчас брать. Он один — это точно?
Старшина подтвердил.
— В цель разомкнись! — скомандовал Ромашкин — Стрелять выше головы! Прижмем к
земле, может, живым захватим.
Красноармейцы защелкали затворами, недоверчиво посматривая на лейтенанта.
— Стрелять?
— Огонь!
Выстрелы хлестнули по лесу, и звонкое эхо, как ответный залп, донеслось
издалека. Бойцы, с хрустом обламывая корку на снегу, пошли в лес.
— Еще стрелять? — весело крикнул ближний к лейтенанту боец.
— Да стреляйте, чего спрашиваете, на войну приехали!
Красноармейцы заулыбались и с явным удовольствием стали беспорядочно палить в
гущу деревьев.
Ромашкин не слышал ответных выстрелов и удивился, когда боец, который весело
спрашивал, стрелять или нет, вдруг ойкнул и упал.
— Что с тобой?
— Что-то ударило. — Боец прижимал руку к бедру, а когда отнял, рука была в
крови. — Ранен я, товарищ лейтенант, — удивленно и виновато сказал он.
— Перевязывайся. Сейчас мы его возьмем. Вперед! — властно крикнул Василий,
опасаясь, как бы раненый не повлиял на боевой дух красноармейцев. — Вперед! — И
побежал к зарослям.
— Лейтенант, лейтенант! — звал его старшина-артиллерист, поспешая следом. — Не
надо бы так! И себя, и людей погубишь…
Но Ромашкина уже охватил азарт. Пробежав сквозь низкие елочки, он вдруг увидел
перед собой немца. Одежда на летчике была изорвана и кое-где обгорела, белые
волосы трепал ветер, в голубых глазах — никакого страха. У летчика кончились
патроны, а то бы он выстрелил почти в упор. Сейчас немец стоял с ножом в руке.
Ромашкин крикнул своим:
— Не стрелять! — И сам остановился, не зная, что делать, как же брать в плен,
ведь немец будет отбиваться ножом.
Старшина-артиллерист спрятал улыбку, подошел к бойцу, буднично сказал:
— Дай-ка винтовку…
Взял ее, как дубинку, за ствол, спокойно, будто делал это много раз, подошел к
немцу и, когда тот взмахнул ножом, ударил его бережно прикладом по шее. Немец
упал. Старшина великодушно молвил:
— Теперь берите.
До траншеи летчика тащили под руки, волоком, он еще не пришел в себя. Ромашкин
радостно доложил Куржакову:
— Товарищ лейтенант, ваше приказание выполнил, немец взят живым. У меня ранен
один боец.
— Кто? Куда ранен?
— Да я, собственно, фамилию его не запомнил. В ногу вроде бы. — Ромашкин даже
не смутился, ему все это казалось неважным, главное, он немца поймал живого!
Летчика!
А Куржаков, явно желая смазать боевую заслугу Василия, продолжал все о том же:
— Где раненый?
— Ведут его. Отстал.
— Перевязку сделали?
— Да, сделали. Вы немца оглядите, может быть, он офицер.
— Чего мне глядеть? Жаль, не добили гниду. Теперь будет в тылу хлеб жрать,
который лучше бы твоей матери отдали. Я бы их, гадов, ни одного живым не брал.
А летчик между тем пришел в себя. Он сел на снег, обвел красными глазами
бойцов, которые его с любопытством рассматривали, потом вдруг закрыл лицо
испачканными в гари руками и зарыдал. Ромашкину стало жаль его. А немец,
немного порыдав, вскочил и стал выкрикивать, как на митинге, какие-то фразы.
Ромашкин в школе изучал немецкий: поняв отдельные слова, разобрал и общий
смысл:
— Я не боюсь вас, русские свиньи! Я, майор Шранке, презираю вас! Со мной
недавно говорил сам фюрер! Я кавалер Рыцарского креста! Я не боюсь смерти!
Хайль Гитлер! Хайль! Хайль!..
Ромашкина сильно удивило такое поведение пленного. Никто из русских даже не
подозревал, какой крах переживал сейчас пилот. Беда даже не в том, что сбили.
Совсем недавно произошло следующее.
Рано утром Гитлер подошел к огромному полированному приемнику — подарок фирмы
«Телефункен» — и повернул ручку.
Бодрая, ритмичная музыка русского военного марша заполнила комнату. Сквозь
музыку пробивались глухие шаги торжественно проходящего строя, слышался неясный
говор, выкрики далеких команд.
Гитлер сразу все понял и быстро подошел к телефону. Ругать приближенных не
|
|