Василий, как лунатик, не чувствуя под собой земли и не осознавая своих 
движений, вывалился из окопа и пополз вместе со всеми. Серый двигался за ним 
последним. 
 Доползли до оврага. Здесь поднялись на ноги. Отдышались, осмотрелись. 
Пригибаясь, пошли по оврагу в сторону немецких позиций. Василий украдкой 
поглядывал — как бы где-то в кустах рвануть в сторону. Но кусты были редкие, не 
уйдешь. Не Серый, его пуля догонит при попытке убежать. 
 Все ближе вспышки осветительных ракет, которые немцы пускали из своих окопов 
для обзора местности. Они так всю ночь подсвечивают. И вот так же, как эти 
ракеты, взлетает и гаснет в голове Василия одна и та же мысль: «Бежать! Бежать, 
пока не поздно!» 
 Но не успел Ромашкин осуществить свою задумку, властный окрик немца прервал не 
только его мысли, но, казалось, и самую жизнь. «Все, конец!» 
 — Хальт! Хенде хох! — скомандовал невидимый в темноте в кустах немец. 
 Василий упал под куст и хотел под ним затаиться. 
 — Мы к вам! Сдаемся! — негромко, не обычным, властным голосом, а как-то 
просительно блеял Серый. 
 — Мы в плен, плен, — лепетал и Боров, все еще боясь говорить громко. 
 — Оружие на земля! Руки вверх! — командовал немец. Вся шайка покорно положила 
винтовки на землю. 
 — Три шага вперед! — скомандовали из мрака. И все сделали по три шага, 
отступив от своих винтовок. А Василий все лежал. Сердце у него колотилось так, 
что, казалось, в земле отдается его гул и немцы могут услышать этот гул. Серый 
оглянулся и позвал: 
 — Лейтенант, где ты? 
 Ромашкин не отзывался, даже попытался отползти в сторонку. А Серый все звал: 
 — Ты где, Вася? Только сейчас был рядом… 
 Из мрака появились две темные фигуры с автоматами на груди. Они обошли справа 
и слева беглецов, которые стояли, вытянув руки вверх. 
 — Собрать оружие! — уже четко по-русски, без акцента сказал все тот же голос 
из мрака. И странно, он показался Ромашкину знакомым. Нагибаясь за винтовкой, 
темный силуэт замер (он увидел Василия под кустом) и вдруг скомандовал: 
 — А ну, встать! Руки вверх! Быстро! Поднимайся. Товарищ лейтенант, тут еще 
один сховался. 
 Из темноты появился лейтенант Кузьмичев, у него в руках был автомат, рядом 
шагали еще двое с винтовками. 
 — Ну что, братья-разбойники, — сказал облегченно Кузьмичев, — «рельсы 
кончились, шпалов нет», так, кажется, поется в вашей песне? Приехали! А ну, 
кругом! — И еще он сказал почти ту же фразу, которую крикнул конвоир, когда 
забирали в БУР: — Если хоть одна б… ворохнется и попытается бежать, патронов не 
пожалею. Вперед! 
 И их повели назад в свои траншеи. 
 Как выяснилось потом, Серый ударил бойца Вукатова прикладом хоть и сильно, но 
все же тот вскоре оклемался, побежал к командиру и доложил, что группа воров 
пошла сдаваться гитлеровцам. 
 Недооценил Серый лейтенанта, приняв его за деревенского вахлака! Кузьмичев 
быстро сообразил, что надо предпринять. И пока крадучись шли воры по оврагу, 
лейтенант с группой сержантов напрямую пробежал по нейтральной зоне и встретил 
их у выхода из оврага. А чтобы не произошла стычка и не было потерь, Кузьмичев 
придумал маскарад под немца. Затея его прошла удачно. 
 Обалдевшие от всего происшедшего, блатняки и с ними Ромашкин долго не могли 
прийти в себя, сидя в блиндаже, где их заперли, подперев дверь бревнышком и 
поставив часового. 
 Так неожиданно завершилась затея Серого с побегом. Он вообще всю свою жизнь 
был в бегах, как сам рассказывал — получал срок, сидел, сколько сам хотел для 
отдыха, и потом убегал. Он был мастер по побегам. И вот последний в его жизни, 
самый крупный, групповой, — получился не побег на волю, а побег из жизни. 
 Сидя во мраке блиндажа, урки ни о чем не говорили. Каждый понимал — пришел 
конец. Говорить не о чем. Все знали, что предстоит. В траншее, за дверью 
произошел разговор командира роты с комиссаром полка и смершевцем. Отчетливо 
были слышны их слова, да они и не таились. 
 — Они здесь? — спросил комиссар. Ромашкин узнал его голос, он проводил беседу 
в лесу, до выхода на передовую. 
 — Тут вся компания — все шестеро, — ответил голос ротного Старовойтова. 
 — Будем вести расследование? — Этот голос Василий не знал, но, наверное, это 
был смершевец. 
 — А зачем? — тоже вопросом ответил комиссар Лужков. — Преступление налицо. Они 
сами сказали, идут сдаваться! Какое еще расследование? Есть на этот счет 
приказ: перебежчиков, трусов и паникеров расстреливать без суда и следствия. 
Вот утром и расстреляем перед строем. Чтобы другим неповадно было! Вы, капитан, 
подготовьте надежных бойцов из старослужащих для приведения приказа в 
исполнение. 
 — Слушаюсь, а где будем, — Старовойтов замялся, придется выполнять такое 
«деликатное» поручение, — где будем… исполнять? 
 — На пути к штабу полка, там у выхода из лощины есть хорошая поляна. На ней и 
постройте штрафную роту. А я дам распоряжение, чтобы туда вывели подразделения, 
которые не находятся в первой траншее. Пусть все видят. Мы с предателями 
миндальничать не станем. Будем расстреливать беспощадно! 
 Все произошло так, как приказал комиссар. Пойманных привели на поляну, где 
буквой "П" стоял строй. Приговоренных поставили лицом к строю в том месте, где