Ромашкин приподнялся. Он любил стихи Твардовского, в особенности про этого 
удалого парня Теркина! 
 Игорь читал отрывок совсем новый, еще не читанный Василием в газете: 
 Подзаправился на славу, 
 И хоть знает наперед, 
 Что совсем не на расправу 
 Генерал его зовет, 
 Все ж у главного порога 
 В генеральском блиндаже — 
 Был бы бог, так Теркин богу 
 Помолился бы в душе. 
 "Ну точно про меня! — думал с восторгом Василий . —  Будто подсмотоел 
Твардовский, когда я шел к командующему". 
 И на этой половине — 
 У передних наших линий, 
 На войне — не кто, как он, 
 Твой ЦК и твой Калинин. 
 Суд. Отец. Глава. Закон. 
 Василий вспомнил всех генералов, с которыми довелось встречаться. Комдив 
Доброхотов — строгий, властный, но бывает и добр — таким он запомнился, когда 
вручал Василию первую медаль «За боевые заслуги». Член Военного совета Бойков — 
ну этот действительно и «ЦК, и Калинин» — огромной масштабности человек… 
Вспомнился Черняховский — красивый, крепкий, молодой, а глаза мудрые. «Даже с 
маршалом Жуковым встречался! — вспомнил вдруг Василий. — С этим, правда, 
мельком, когда орден получал. Крепко на земле стоит, высоко голову держит. И 
теплый лучик в строгих глазах. На один лишь миг, когда руку пожимал. Маршалу 
иначе, наверное, и нельзя». 
 Вместе с генералами встал перед Ромашкиным, как живой, комиссар Гарбуз. 
Василий был уверен, что если б не погиб Андрей Данилович, стал бы и он 
генералом. Да и без этого звания он по своим делам, по силе влияния на людей 
был настоящим генералом. 
 — "Вот что, Теркин, на неделю можешь с орденом — домой" , — не декламировал, а 
как-то запросто говорил Игорь. Чтец то превращался в Теркина, то в генерала, то 
в Твардовского. А то вдруг Василий узнавал в нем и себя. И было все это опять 
как во сне. 
 Радостное ощущение не покидало Ромашкина и после концерта. «Ансамбль для 
одного! Ну пусть не полный, пусть несколько человек, но ведь для одного меня 
прислал командующий!..» 
 Словно продолжение этого сказочного сна, вечером в его палатку грузно ввалился 
член Военного совета Бойков. 
 — Лежишь? Правильно делаешь! Много сделал, отдохни! Генерал расстегнул шинель, 
снял фуражку, сел на табуретку так, что она хрустнула. Поглядел на Василия 
улыбчиво и добро: 
 — Сейчас отдышусь… 
 «Больной человек, — подумал Василий, глядя на отеки под глазами генерала, — а 
по передовой мотается и днем, и ночью». 
 Бойков поднялся, застегнул шинель на все пуговицы, надел фуражку, проверил, 
ровно ли она сидит. «Куда же он? — удивился Василий. — Ничего не сказал… Неужто 
затем только и заходил, чтобы отдышаться?» 
 Но Бойков не ушел. Он встал против лежащего Ромашкина по стойке «смирно» и 
негромким, но торжественным голосом произнес: 
 — По поручению командующего фронтом генерала армии Черняховского вручаю вам, 
старший лейтенант Ромашкин, за выполнение особого задания орден Красного 
Знамени. — Генерал подал картонную коробочку, в ней Ромашкин увидел 
красно-золотой орден и бело-красную ленту, натянутую на колодке. — От себя 
поздравляю, дорогой мой, и желаю тебе быстрее поправиться, совершить еще много 
геройских дел на благо Отечества! — Бойков погладил Ромашкина по голове и уже 
буднично спросил: — Куда же тебе орден прикрепить? — Секунду подумал и решил: — 
А почему нельзя на белую нательную рубашку? У тебя сейчас такая форма одежды — 
госпитальная! — Он прикрепил орден, прихлопнул пухлой ладонью. — Носи на 
здоровье! Командующий просил передать, что сам бы с удовольствием навестил тебя,
 да не может, дел много. И меня за торопливость тоже извини. К большому 
мероприятию готовимся. Будь здоров!
 Бойков пожал руку и ушел к поджидавшему его за палаткой автомобилю. Заурчал 
мотор, хрустнули ветки, и машина стала удаляться. 
 Ромашкин жалобно посмотрел на сестру, попросил: 
 — Сестричка, уколи меня чем-нибудь или облей водой. 
 — Вам плохо? Я сейчас дежурного врача вызову. 
 — Да нет же, хорошо! До смерти хорошо! 
 Сестра нежно молвила: 
 — Ничего, от радости еще никто не умирал. 




 Отпуск 


 Ромашкин пробирался по избитым фронтовым дорогам к Смоленску, от которого 
начинали ходить пассажирские поезда. Было радостно и непривычно ходить в полный