ростом, как видишь, не выше твоего... - При этих словах Анастасьев так и 
залился румянцем. Но Зайнуллин умышленно сказал об этом, считая, что не обидит 
лейтенанта, раз сам мал ростом, наоборот, подбодрит его, покажет, что не в 
росте дело. - Ты не красней. Суворов тоже нашей комплекции был. Все трудности, 
которые встанут перед тобой, я пережил и преодолел. Станешь выполнять, что 
скажу, - будет полный порядок.
Анастасьев был очень рад этому условию - робкий и неопытный, он нуждался именно 
в таком командире. Первый год службы в роте Зайнуллина он скрупулезно выполнял 
все указания ротного и ходил у него на вожжах: не только на работе, но и в 
остальное время старался подражать ему во всем. Много пришлось повозиться с ним 
капитану. Но зато через год, пройдя зайнуллинскую выучку, Анастасьев работал 
вполне самостоятельно. Взвод его выходил в передовые. Хрупкая внешность 
лейтенанта, голосишко слабенький и способность краснеть хоть и были по-прежнему 
предметом шуток офицеров, но шутки эти стали мягкими, дружескими. Как над ним 
шутить, если у него чуть ли не лучший взвод? Только одно осталось за 
лейтенантом Анастасьевым навсегда - офицеры с первых дней прозвали его Настей и 
между собой звали только этим именем: "Настя отличился", "Заступаю в наряд - 
меняю Настю", "Настин взвод на кроссе лучшее время показал".
Солдаты взвода Анастасьева конечно же заметили в первые дни неуверенность 
лейтенанта, но молодой офицер и не скрывал этого, он был бесхитростный, простой 
и хорошо знал все, чему обучают в училище. Солдаты оценили его заботливость и 
справедливость, они по-человечески поняли его затруднения и стали всячески 
помогать новому командиру. А как может помочь солдат офицеру? Только хорошей 
службой. Как ни странно, во взводе молодого, неопытного лейтенанта дисциплина 
улучшилась, лености и нерадивости почти не отмечалось. А если и случался у 
кого-нибудь промах в службе, сержанты и солдаты сами, без Анастасьева, брали 
виновника в шоры, да так, что тот пищал. Когда же взвод стали похваливать, тут 
уж появилась не только гордость, а какое-то связавшее и сблизившее всех чувство 
как бы здоровой круговой поруки. Подчиненные знали, что успехи взвода во многом 
- результат их труда, они никогда не говорили об этом между собой, но понимали 
и в душе гордились: помогли вырасти своему командиру. Придет время - уволятся 
они в запас, а лейтенант Анастасьев будет уверенно шагать по службе, вспоминая 
благородство первых своих солдат, помогавших ему встать на ноги...
Шатров пожал маленькую руку Анастасьева, приветливо ему улыбнулся и пошел за 
капитаном, который жестом пригласил его следовать дальше. В углу казармы 
Зайнуллина встретил и отдал честь плотный и, видимо, очень сильный лейтенант, 
плечи, руки и ноги у него были круглые, толстые, как у борца. Знакомьтесь, 
командир первого взвода лейтенант Антадзе.
Шатров назвал свое имя и фамилию. Пожимая крепкую руку лейтенанта Антадзе, еще 
раз подумал: необыкновенно сильный человек. Антадзе был из тех грузин, которые 
отличаются от своих стройных, чернявых земляков светло-зелеными глазами, 
волосами с рыжинкой, негорбатым мясистым носом, невысоким ростом.
Представляя лейтенанта Антадзе, Зайнуллин тайком поглядывал на Шатрова - как он 
оценивает этого своего будущего соперника. Ротный не ошибался Шатров 
действительно присматривался и решил, что соперники у него не очень-то 
серьезные. Анастасьева он, несомненно, обойдет в первые же месяцы. А этот 
белобрысый грузин, хоть и сильный, видно, тоже звезд с неба не хватает, к тому 
же по-русски говорит не очень бойко.
Зайнуллин догадывался о той оценке, которую дал Шатров своим сослуживцам, был 
доволен, что новенький с первых шагов обретает уверенность в своих силах. Это 
хорошо, смелее возьмется за дело. Что же касается легкой его победы, то капитан 
был уверен: Шатрову придется не один год попотеть, чтобы дотянуться до этих 
выращенных и вышколенных им лейтенантов.
Антадзе тоже был зайнуллинским детищем. От него тоже отмахивались другие 
командиры. Зоркие ротные с первой же беседы посчитали медлительного, 
неразговорчивого Антадзе тугодумом. А капитан Зайнуллин опять-таки решил: лишь 
бы лейтенант не был помехой в работе и имел желание служить - в этом он видел 
главное. "В цирке медведя учат на мотоцикле ездить, - говорил иногда капитан в 
шутку, - неужели я человека не научу полезному делу?"
Зайнуллин не ошибся и в Антадзе. Неразговорчивый грузин оказался неутомимым и 
старательным. И тугодумом он не был. Просто плоховато знал русский язык и не 
всегда умел высказать ясно и доходчиво свои мысли. В действительности Додик 
Антадзе был парень развитой, да к тому же еще и весельчак.
Все в полку знали: слава и успехи четвертой роты держатся прежде всего на 
мудром и опытном капитане Зайнуллине. Он крепко держал роту в своих жестких и 
умелых руках, ревниво оберегал людей от дурных влияний и случайностей.
Поэтому и сегодня он водил Шатрова по роте, знакомил с людьми и хозяйством, а 
сам с волнением думал: "Кем же ты окажешься, помощником или камнем на пути роты,
 о который все мы будем спотыкаться? Взвод - это одна треть роты! Ты можешь 
повести себя так, что снимешь с моих плеч одну треть всех забот. А можешь и 
взвалить все эти заботы на меня, да еще сам повиснешь тяжелым грузом". Будь у 
Шатрова какой-нибудь внешний недостаток, Зайнуллин, наверное, чувствовал бы 
себя более спокойно. Но молодой офицер был статный, ладный, красив и значителен 
лицом, в разговоре держал себя непринужденно. Что за всем этим кроется - 
стремительный рост офицера, успехи в боевой подготовке или танцы, вечеринки, 
опоздания на службу и то тяжелое состояние, когда работа становится лишь 
помехой на пути к удовольствиям?
У входа, где-то в коридоре, раздалась зычная команда:
- Батальон, смирно!
В мгновенно наступившей тишине послышались одинокие четкие шаги, и сразу же,