и потом рассказал, что там происходило. Сначала он нарисовал общую картину. 
Потом наконец перешел к своему, личному участию в боях и тут всех нас 
разочаровал краткостью рассказа: "Я повел свой взвод в атаку. Мы ворвались в 
траншею японцев. Завязалась рукопашная схватка. В моем пистолете кончились 
патроны - каждым уложил по одному самураю. И в тот момент, когда я хотел 
заменить обойму, на меня бросился японский офицер с ножом, которым они обычно 
делают себе харакири. Я успел увернуться от удара, а потом обезоружил японца. 
Он пытался применить ко мне какие-то приемы джиу-джитсу или дзюдо, но я просто 
дал ему в зубы и нокаутировал".
Зал грохнул одобрительным смехом. Курсанты смотрели друг на друга сверкающими 
глазами, подталкивали в бока: "Во как! Знай наших!"
Ястребов смеялся вместе со всеми от души и просто.
Когда мы успокоились, он вдруг заявил: "Вот и все, что я могу сказать о себе".
Мы загалдели, задвигались. Кто-то крикнул: "Расскажите еще что-нибудь!" - "Да 
больше нечего, товарищи". "Ну тогда это же самое еще раз!" - попросил кто-то. 
Все засмеялись и опять захлопали.
"Я расскажу вам о своих однополчанах. О том, как они мужественно защищали 
Родину. О тех, кто отдал жизнь за народное счастье".
В зале установилась напряженная тишина.
Старший лейтенант говорил очень интересно. Мы не отпускали его до самого обеда. 
Он пошел в курсантскую столовую, обедал вместе с нами.
В выходной день разрешили увольнение. Я отутюжил форму, начистил сапоги, подшил 
воротничок и подманжетники. Мы все были большие форсуны. Чиститься, 
прихорашиваться, блестеть и выглядеть молодцом было для каждого из нас 
удовольствием. Я не помню ни одного неряхи в роте. Ни пушинки, ни пылинки не 
было на курсанте, когда он выходил в город.
И вот иду я по улице Пушкина. Вдоль дороги тянется цветочный газон. Навстречу 
идут девушки, и все они на меня смотрят. Ох, высоко и гордо мы носили в те дни 
звание курсанта!
И вдруг на перекрестке вижу: с противоположной стороны улицы через дорогу мне 
навстречу идет старший лейтенант Ястребов. Я так рубанул подошвами по асфальту, 
отдавая ему честь, что с деревьев листья посыпались. Тогда честь отдавали при 
строевом шаге. Голову настолько резко повернул, что хрустнули шейные позвонки. 
Я не дышал, пока шел мимо старшего лейтенанта. А когда он оказался позади, у 
меня вдруг мелькнула мысль: "Орден-то, орден не рассмотрел! Был так близко, 
всего в одном метре, и не взглянул. Эх, растяпа!"
Но не все еще было потеряно. Я мигом сообразил, что нужно делать, и бросился 
бежать в обход квартала. Пока Ястребов прошел одну его сторону, я обежал три. И 
снова встретил его на следующем углу. И опять рубанул строевым шагом, отдавая 
честь. Но на этот раз глаза мои косили на орден! Я успел заметить все, и 
рубиновые лучи, и серую матовую середину, и воина, стоящего с винтовкой в руках.

Пройдя мимо старшего лейтенанта, я остановился, стараясь тщательно все 
упорядочить в голове и запомнить каждую мельчайшую деталь и подробность: как я 
приближался, как он приложил руку к козырьку, что выражали его глаза, где какие 
складки были на его гимнастерке и, главное, как выглядел орден. Я посмотрел на 
тенистую улицу, окаймленную цветами. По ней я должен был идти дальше. И вдруг 
мне расхотелось идти в город. Что я там увижу? Самое интересное и невероятное 
уже произошло. Мне не терпелось поскорее рассказать все своим товарищам. 
Расписать, как это случилось, может быть, даже приврать немножко, ну, например, 
можно сказать, что Ястребов поздоровался со мной за руку. В общем, я повернул 
назад и поспешил в училище...
И вот теперь, когда прошло много лет, я с волнением и благодарностью вспоминаю 
старшего лейтенанта Ястребова - необыкновенно красивого человека с тремя 
рубиновыми кубарями в петлицах и блестящим скрипучим ремнем на талии. Я 
вспоминаю его орден Красной Звезды, встречу с Ястребовым на улице. Вроде нет в 
этом ничего особенного. И все же это очень приятные, незабываемые минуты моей 
молодости.
...Откровенный и простой рассказ понравился присутствующим, взволновал всех. 
Рокотов казался теперь не строгим большим начальником, а человеком понятным и 
близким.
Время было позднее, лейтенантам нужно было идти на ужин. Генерал подвел итог:
- Хочу сказать вам, дорогие друзья, на прощание: нужно больше уделять внимания 
воспитательной работе. Она проводится в самых различных формах. Одна из них - 
ваше "Общество молодых офицеров". Сегодня я побывал на занятиях у многих 
присутствующих здесь товарищей. Должен с большим удовлетворением отметить - все 
занятия мне понравились: проводились грамотно, толково, доходчиво, интересно. И,
 что особенно отрадно, эти занятия проводили товарищ Шатров, товарищ Савицкий, 
товарищ Ланев. Вы меня извините, я не хочу вас обидеть неприятным напоминанием. 
Но этот факт настолько показателен, что я просто не могу о нем умолчать. Я и 
командующему об этом расскажу. Желаю успехов в работе!
11
Ночь была тяжелая. Пустыня давила город густым зноем. Шатров проснулся от 
мучительного чувства удушья - будто на лицо подушку положили. Встал, обтер 
влажное тело простыней. В соседней комнате, всплескивая воду в ведре, мочил 
полотенце и обтирался Ваганов. В комнате Савицкого гудел вентилятор.
Вдруг Алексей услышал топот бегущего человека. Это сразу насторожило. Что-то 
случилось? Гулкий стук сапог по пустой улице становился все громче. Шатров 
пошел к выходу. В прозрачной голубизне ночи он увидел бегущего солдата. 
"Чей-нибудь связной", - решил Шатров, наблюдая за приближающимся силуэтом.