джаз... У меня магнитофон всегда наготове, если что-нибудь хорошее по радио 
транслируют, кнопочку чик - и записал. Вот на этой кассете дальше будет вещичка 
- негры поют. Заслушаешься! Я люблю, чтобы джаз был настоящим - не какофония 
или заумь какая-нибудь, а с четким ритмом, с мелодией.
Водку пили без тостов, просто для аппетита, только первый раз чокнулись, и 
Ячменев сказал:
- За ваш приход к нам. Шатров не придал значения этому "вы", у подполковника 
такое в разговоре случалось. А Ячменев на этот раз не оговорился, вырвалось это 
"вы" непроизвольно - он сейчас, глядя на Шатрова, подумал обо всех бывших его 
друзьях из "капеллы".
После военторговской "столовухи" Алексею все казалось необыкновенно вкусным. 
Борщ был душистым и такого особенного цвета, который нельзя определить одним 
словом: он искрился и переливался разными оттенками - был он, пожалуй, похож на 
рыжего петуха с огненными вспышками на перьях. Котлеты (да, именно котлеты, 
которые Шатров терпеть не мог, в столовой их подавали синими, скользкими) у 
Клавдии Сергеевны были ароматные, с хрустящей поджаристой корочкой сверху и 
нежной, пахучей, тающей во рту мякотью внутри.
"И я бы мог жить, как они, - подумал Шатров. - И Надя могла бы так готовить. 
Могла бы..."
- Сейчас нам Клавдия Сергеевна чай организует, - сказал Ячменев. - Ты в шахматы 
играешь?
- Немного.
- Давай сгоняем одну партию, пока хозяйка стол приберет.
Подполковник открыл книжный шкаф. На средней полке лежала коробка с шахматами, 
на коробке альбом с фотокарточками.
- Семейная летопись наша! - воскликнул Ячменев. - Хочешь посмотреть? Взгляни.
Он сел рядом с Шатровым, раскрыл альбом. На первом листе были прикреплены 
карточки, изображающие солдат, - простые одинаковые парни со стрижеными 
головами.
- Узнаешь?
Шатров пригляделся: на всех карточках, и одиночных и групповых, встречалось 
одно лицо - белобровое, белобрысое, - несомненно, Ячменев в молодости.
- Узнаю.
- Это, брат, тридцать седьмой год, срочная служба. - Он перевернул лист: - А 
вот училище.
С фотографии смотрел задорный паренек с круглыми девичьими щеками, видно, ни 
разу еще не брился. Одет в хорошо подогнанную форму курсанта. А на другой 
фотографии Ячменев сидел в лейтенантской форме с двумя кубиками на петлицах и в 
новых честящих ремнях через оба плеча. Волосы на голове только что начинали 
отрастать - щетинисто топорщились.
Ячменев открыл следующую страницу альбома:
- А это Дальний Восток. Командир взвода. Наскучался о волосах, гляди, какую 
гриву отпустил.
На Шатрова смотрел молодой командир с гладким зачесом назад, в глазах его - 
торжественная серьезность.
- Каждый день ходил восемь километров по зарослям в Мигуновку. Восемь туда и 
восемь обратно. Знаешь зачем? - Ячменев перевернул страницу. - Вот она, 
укротительница отчаянного пограничного волка!
Алексей невольно засмеялся - так была непохожа та, о ком говорили, на 
укротительницу.
Она стояла в плохо сшитом ситцевом платье, в грубых брезентовых туфлях, 
обыкновенная сельская девушка, на грудь через правое плечо спускалась толстая 
коса. Коса очень красивая - будто чужая.
- Клавдия Сергеевна?
- Она.
Сменилась карточка - Ячменев и его жена с ребенком на руках. Потом шли 
фотографии, где родители были уже с двумя детьми. Ячменев задумчиво 
перелистывал альбом, с каждой страницей дети взрослели - годик, два, три.
"Странно, - думал Алексей, - у замполита вроде бы нет детей". Взглянув на 
печальное лицо подполковника, Шатров понял: об этом спрашивать не нужно.
Ячменев вновь оживился, когда пошли фронтовые снимки. Офицеры были одеты в 
сшитые фронтовыми умельцами кителя и фуражки. На груди их блестели ордена и 
медали.
- Вот... Это Гриша Круглое, однокашник, стал Героем Советского Союза. Сейчас 
полком командует в Забайкалье. А это Ваня Пилипенко. Хороший былпарень. Друг 
мой еще по училищу. Погиб на Калининском фронте.
Ячменев перевернул несколько страниц, видно, хотел миновать всю войну разом. С 
листа глянула круглая, стриженная под машинку голова. Снимок был крупный: одна 
голова и часть тонкой шеи... Бледное, болезненное лицо показалось Шатрову 
знакомым. Но не успел он узнать, кто это, как Ячменев закрыл альбом. С кухни 
шла Клавдия Сергеевна с чайником. Алексей посмотрел на нее и поразился. 
"Конечно, на том снимке она. Только почему острижена под машинку? Может, тифом 
болела?"
Когда жена вышла в кухню, подполковник сказал:
- Много ей пришлось пережить... Этот снимок, - Он показал глазами на альбом, - 
сделан после освобождения Клавы из гитлеровского лагеря. Помнишь первую 
фотографию? Тогда Клава была дояркой в колхозе "Амурский рассвет". Потом 
окончила зооветтехникум. Война нас застала уже на западе, недалеко от Белостока.
 Полк вел бои прямо на зимних квартирах. Казармы, склады, классы превратились в 
огневые точки. Семьи отправили в лес. Потом пришлось отступать в лагерь. Детей