преемника на посту начальника Иностранного отдела Михаила Трилиссера Яков 
Давтян пишет:


«Нашу работу здесь я считаю чрезвычайно важной и полагаю, что тут можно многое 
сделать».


Яков Христофорович энергично взялся за дело. Через полгода он докладывает в 
Центр:


«Работа здесь весьма интересная, захватывающая, но очень трудная, чрезвычайно 
ответственная. Отдаленность от Москвы, плохая связь, взаимное непонимание еще 
больше осложняют нашу работу… Я никогда (даже в ИНО) так много не работал, как 
здесь, и никогда это не стоило мне таких нервов».


Объяснялось это тем, что у Якова Христофоровича не сложились нормальные 
отношения с руководителем резидентуры ИНО в Пекине Аристархом Рыльским, который 
считал, что Давтян, по существу, дублирует его работу. Следует также иметь в 
виду, что в те далекие 1920-е годы органы государственной безопасности еще 
находились в стадии становления: явно хромала дисциплина, многие чекисты 
голосовали за платформу оппозиции, возглавляемой Троцким, нуждались в 
укреплении принципы единоначалия и субординации в разведке. Требовалось 
наведение элементарного порядка в работе, и Я. Давтян принимает энергичные меры.
 Это, несомненно, дало свои плоды, и 9 декабря 1922 года в служебном письме на 
имя М. Трилиссера он так характеризует А. Рыльского:


«О Рыльском ничего плохого сказать не могу, но и особенно хвалить также не 
стану. Он сильно подтянулся с моим приездом, и есть надежда, что будет полезен. 
Посмотрим…»


Но уже в следующую почту в Центр ушло новое письмо главного резидента:


«Я буду просить вас заменить Рыльского. Он абсолютно не справляется со своими 
заданиями, так как ленив и вял…»


А еще через месяц, 9 января 1923 года, в адрес начальника разведки летит новое 
послание:


«Вопреки моему прежнему мнению, Рыльский оказался более симпатичным, чем я 
ожидал. У него есть некоторая вялость в работе, но в общем и целом он работает 
недурно и ведет себя очень хорошо. Я им почти доволен и прошу его не заменять, 
сработался он со мной хорошо».


Однако у Центра было иное мнение в отношении А. Рыльского. Понимая, что главной 
причиной неровного отношения к нему Я. Давтяна является характер последнего, 
Центр принял решение отозвать Рыльского в Москву, ибо его непростые 
взаимоотношения с главным резидентом могли поставить под удар всю работу 
советской разведки в Китае.
Следует подчеркнуть, что этот отзыв не отразился на положении А. Рыльского в 
разведке: вскоре он был направлен резидентом ОГПУ в Данию. Затем получил 
назначение в Париж. В дальнейшем работал руководителем других резидентурах как 
по линии «легальной», так и нелегальной разведки. Яков Христофорович еще не раз 
встречался с ним, работая за рубежом, но уже в качестве «чистого» дипломата.
Кремль придавал большое значение укреплению всесторонних связей с Китаем, 
который являлся самой крупной соседней страной, граничащей с СССР. К тому же, 
после Октябрьской революции в Маньчжурии укрылись многочисленные 
белогвардейские вооруженные организации. Здесь же была значительная — до 
нескольких десятков тысяч человек — русская колония, работавшая, в основном, на 
принадлежавшей СССР Китайско-Восточной железной дороге. Из этого следует, что 
Центру было важно знать истинное положение дел в соседней стране, особенно 
планы белогвардейской вооруженной эмиграции.
Через год после приезда в Пекин Я. Х. Давтян докладывал начальнику внешней 
разведки:


«Несколько слов о нашей специальной работе. Она идет хорошо. Если Вы следите за 
присылаемыми материалами, то, очевино, видите, что я успел охватить весь Китай, 
ничего существенного не ускользает от меня. Наши связи расширяюся. В общем, 
смело могу сказать, что ни один шаг белых на всем Дальнем Востоке не остается 
для меня неизвестным. Все узнаю быстро и заблаговременно».