в руках… Они так же бледны, как и дантист, тоже дрожат, тоже выглядят 
неуверенными в себе… В общем — та еще сценка!
     После немногих секунд волнения (не скажу, что я волновался больше, чем 
они) хладнокровие возвращается ко мне, кровь снова приливает к лицу. Медленно 
поднимаю руки.
     — Я не вооружен, — спокойно произношу я.
     Это их, видимо, успокаивает… Тут появляется третий парень и быстро 
становится у окна, вероятно, на случай, если я вздумаю выброситься на мостовую.
     Я встаю, меня обыскивают и надевают наручники. В их взглядах я читаю 
недоуменное удивление. Заговори они в эту минуту, то скорее всего я бы услышал: 
«Но вы ведь действительно безоружны. Вас даже не сопровождает телохранитель…» 
Они все еще не могут поверить, что все произошло так быстро и просто.
     Доктор Мальплят подходит ко мне. Похоже, он один еще не сумел взять себя в 
руки. Дрожащим голосом он обращается ко мне:
     — Месье Жильбер, уверяю вас — я тут ни при чем!
     Он не солгал, о чем я узнаю позже.
     Ну а пока что приходится смотреть правде в глаза: я в руках гестапо. 
Сознавать это очень горестно, но нельзя падать духом. И у меня предчувствие: 
партия между мною и ими еще не доиграна…
     После ареста служащих «Симэкс» гестапо круглосуточно допрашивало их, 
применяя пытки первой и второй степени. Заключенным задается одинединственный 
вопрос: «Где Жильбер?» Это знает только Корбен, но он меня не выдает. Нам 
неизвестно, что в это же время мадам Корбен и ее дочь находятся в своей 
квартире под присмотром Лафона и его банды — французских подручных гестапо. 
Полагая, что я еще ничего не знаю про арест Корбена, они поджидают меня в его 
доме и держат его жену и дочь в качестве заложников.
     23 ноября из Брюсселя прибывают Гиринг и капитан Пиле как представитель 
абвера. Оба очень злятся на Эриха Юнга, одного из членов зондеркоманды, 
самочинно проявившего инициативу вторжения в контору фирмы «Симэкс». Гиринг 
предпочел бы — и это вполне понятно — поставить персонал фирмы под контроль и 
слежку, ибо именно это давало наибольшие шансы выйти на меня.
     Вечером Гиринг распоряжается доставить в тюрьму Френ жену, дочь и брата 
Корбена. Утром 24го Гиринг лично допрашивает мадам Корбен. Очень спокойно он 
объявляет ей, что, если в ближайшие часы она не укажет ему мое местонахождение, 
Альфред Корбен будет расстрелян у нее на глазах, а остальные члены семьи 
отправятся в концентрационный лагерь. Страшное средство давления! Бедная 
женщина в отчаянии. Вдруг она вспоминает одну подробность: однажды в начале 
лета, страдая зубной болью, я попросил ее дать мне адрес какогонибудь дантиста.
 «А вы пошли бы к нашему зубнику, к доктору Мальпляту», — посоветовала она…
     Эту информацию мадам Корбен дает Гирингу 24 ноября, примерно в одиннадцать 
часов утра. Я считаю, что, поступив таким образом, она не совершила никакого 
предательства. Она не могла подозревать, что ставит меня под угрозу, ибо 
несколькими неделями раньше она меня както спросила про мои зубы, а я ей 
ответил, что лечение окончилось и мне уже незачем посещать доктора Мальплята. 
То есть она повела себя, как всякий агентразведчик, знающий свое дело: дать 
противнику правдивую, но бесполезную информацию и утаить от него то, что 
существенно…
     Во время этого допроса Корбен находится в соседнем помещении. Дверь 
приоткрыта, и он слышит все. Воображаю, как он обрадовался, когда его жена так 
ловко кинула кость гестаповским псам…
     Гиринг и. Пипе сразу берут след… В одиннадцать тридцать они уже в кабинете 
дантиста. Доктора Мальплята нет на месте, он в госпитале, говорит им его 
помощник. Они приказывают ему немедленно позвонить своему шефу и попросить его 
срочно вернуться к себе. Доктор, обеспокоенный плохим состоянием здоровья 
своего отца, живущего этажом ниже, не заставляет себя долго упрашивать. Оба 
гестаповца встречают его и требуют зачитать им список всех пациентов. Он 
принимается листать блокнот и поименно называет своих больных. Фамилии Жильбер 
в списке нет. Гиринг начинает проверять этот перечень лично, но вдруг доктор 
Мальплят вспоминает: пациент, назначенный на четырнадцать часов, отменил свой 
визит, а вместо него должен явиться месье Жильбер…
     Гиринг и Пипе прекрасно понимают, что никогда еще у них не было таких 
шансов схватить меня. Им хочется действовать возможно быстрей, и они просят 
Мальплята описать этого пациента. Это бельгийский промышленник, уточняет доктор,
 который первоначально был назначен на 27е, но в последнюю минуту попросил 
принять его раньше. Они ничего не говорят, только перед уходом советуют:
     — Не покидайте ваш кабинет… Уже около половины первого Гиринг и Пипе 
прикидывают, сколько остается времени. Развернуть крупную операцию нельзя — 
слишком поздно. Поэтому они решают произвести арест собственными силами. В 
половине второго они возвращаются к доктору Мальпляту и предупреждают его:
     — Мы арестуем Жильбера у вас. Ведите себя точно так же, как обычно. 
Усадите его в кресло и запрокиньте ему голову…
     О последующем читатель уже знает… Моя свобода зависела только от этой 
детали. Жизнь вообще зависит от непредвиденных случайностей, но разведчик 
должен уметь предвидеть непредсказуемое. Вот о чем я размышляю, когда Гиринг и 
Пипе ведут меня к машине. Мы трогаемся и после минуты молчания я говорю 
Гирингу:
     — А вам везет. Если бы вы не арестовали меня сегодня, то могли бы 
безуспешно искать меня до конца войны…
     — Я вполне удовлетворен, — радостно отвечает он. — Вот уже два года как мы 
идем по вашим следам во всех странах, оккупированных Германией…