евреев я обнаружил все ту же классовую борьбу…
     Через несколько месяцев после моего прибытия, гдето в конце 1924 года, я 
предпринял пеший поход через всю страну. В то время в Палестине жили 
полмиллиона арабов и приблизительно сто пятьдесят тысяч евреев. Я посетил 
Иерусалим и Хайфу, уже ставшую промышленным городом, прошел через ЭмекИзраиль 
и Галилею, где в ряде киббуцев работали мои друзья по «Хашомер хацаир».
     Как и я, они эмигрировали в Палестину, мечтая создать там новое общество, 
в котором не будет места несправедливости. Они полагали, что, вернувшись на 
лоно природы и возделывая землю, обретут такие моральные ценности, как отвага, 
самоотверженность и преданность общине. Но иные уже стали утрачивать веру в 
возможность закладки основ социализма в стране, существующей как мандатная 
территория Великобритании. Чтобы убедиться в этом, достаточно было поглядеть на 
здоровенных парней из английской жандармерии, в большом количестве 
расхаживающих по улицам. Мечты о создании какихто островков социализма в 
стране, над которой простер свою когтистую лапу британский лев, были конечно же 
не только иллюзорны, но и опасны.
     — Лишь при совместной антиимпериалистической борьбе наши действия имеют 
смысл, — сказал мне мой друг во время одной из наших нескончаемых бесед. — Пока 
здесь остаются англичане, ничего мы сделать не сможем.
     — Но ведь в этой борьбе нам абсолютно необходима поддержка арабов, — 
возразил я.
     — Это верно, урегулировать национальный вопрос можно только в ходе 
социальной революции.
     — Но если довести твои рассуждения до логического конца, то мы должны 
вступить в коммунистическую партию.
     — Вот именно, меня только что приняли в нее!
     Почти все ребята последовали его примеру. Не отстал от них и я, примкнув к 
коммунистам в начале 1925 года.
     Начиная с 1917 года мои взоры были прикованы к этому грандиозному и 
ослеплявшему меня сиянию на Востоке. Октябрьская революция, резко изменив ход 
истории, открыла новую эру — эру всемирной революции. Будучи уже давно всем 
сердцем большевиком изза еврейского вопроса, в партию я вступил не сразу. Но 
теперь, убежденный, что только социализм избавит евреев от их тысячелетнего 
угнетения, я буквально ринулся в бой. И мне думалось, что в результате всех 
этих бурных перемен, которые я считал неминуемыми, возникнет давно уже манившее 
меня общество всеобщего равенства и братства. Я должен был помочь его рождению, 
а это было и трудно и захватывающе. Я отринул идеалистическую и наивную мораль, 
решив всецело включиться в подлинную историю. Какая может быть у человека 
личная свобода, если он не изменит весь мир?!
     Коммунистическая партия Палестины, основанная в 19206 году Иосифом 
Бергером, в 1924 году была официально признана Исполнительным комитетом 
Коммунистического Интернационала. Большая часть членов этой новой партии 
эволюционировала от сионизма к коммунизму. Один из ее самых выдающихся 
руководителей, Даниэль Авербух, долгое время стоял во главе левой партии 
«ПоалейЦион»7. Уже в 1922 году, на втором съезде Гистадрута, полемизируя с Бен 
Гурионом, Авербух отстаивал коммунистические взгляды. Замечательный оратор, он 
показал всю абсурдность намерения создать бесклассовое общество, сохраняя при 
этом законы капиталистического рынка. Его речь, выдержанная в духе неумолимой 
логики, произвела большое впечатление на съезд, однако в том, что сионизм 
заводит людей в тупик, убедила лишь некоторую часть делегатов. Ну а я в 
описываемый период не считал ни возможным, ни желательным создание еврейского 
государства.
     Я не понимал, ради чего пять миллионов американских евреев, три миллиона 
евреев из Советского Союза и миллионы других евреев, разбросанных по всему 
свету, вдруг покинут свои страны и поедут в Палестину в поисках какойто 
гипотетической родины. Тогда я полагал, что всякому еврею надлежит так или 
иначе определиться. Те, кто сознает свою принадлежность к еврейскому народу, 
рассуждал я, в любой стране должны пользоваться всеми правами национального 
меньшинства. С другой стороны, я не мог оправдать возведение препятствий на 
пути тех, кто желал уехать в Палестину. И наконец, я не понимал, почему евреев, 
стремящихся к полной ассимиляции, лишают такой возможности? Впрочем, подобный 
вариант представлялся мне реальным только в отношении части интеллигенции и 
крупных буржуа. Я верил, что еврейские культурные традиции будут продолжаться 
еще долго и, если не помешать их расцвету, они обогатят коллективное культурное 
наследие всего человечества.
     С первых же дней существования коммунистической партии перед ней встал 
вопрос: как вырвать массы трудящихся из плена сионистской идеологии? Я со своей 
стороны был сторонником принятия какойнибудь программыминимум, содержащей 
такие реальные требования, которые именно в силу их осуществимости найдут 
отклик в сердцах еврейских рабочих. Но перед партией вскоре встал еще один 
немаловажный вопрос: англичане решительно не желали, чтобы у них под носом 
развивалась Коммунистическая партия Палестины. Сионистские и реакционные 
арабские организации в свою очередь помогали полиции выслеживать таких, как я. 
Нас было несколько сотен активистов и несколько тысяч сочувствующих. Мы были 
преданы своему делу, полны отваги и не боялись ни подполья, ни лишений. Со всех 
сторон мы чувствовали противодействие, враждебность. Как раз в этот момент 
коммунистическое меньшинство Гистадрута, так называемая «рабочая фракция» была 
исключена из этого профсоюза и вступила в Профинтерн8. Партия пыталась привлечь 
на свою сторону арабское население, однако ее усилия наталкивались на 
противодействие поддерживаемого англичанами Великого муфтия в Иерусалиме.